Национальный центр кинематографии Грузии назвал победителей конкурса на финансирование производства короткометражных анимационных, короткометражных художественных и полнометражных художественных фильмов на следующий год. У многих, кто так или иначе причастен к искусству, и далеко не только к нему, это вызвало в памяти историю трехлетней давности со скандальной сменой руководства центра тогдашним министром культуры Теи Цулукиани и назначением на должности людей, мало причастных к этой сфере. Что сегодня происходит с грузинским кинематографом, до пятисот представителей которого после смены руководства центра объявили ему бойкот и объединились под эгидой Института грузинского кино, говорим с директором этого института, кинорежиссером Нуцей Алекси-Месхишвили и доктором искусствоведения Лелой Очиаури.
Your browser doesn’t support HTML5
Грузинское кино: между грантом и улицей
— Начну с бойкота кинематографистов, который длится уже третий год. Не получилось ли «себе дороже»? Другими словами, не принесло ли это обратный эффект, калбатоно Лела?
Лела Очиаури
Лела Очиаури: Думаю, что нет, потому что те режиссеры и те операторы – вы правильно сказали, что три года длится этот протест – создали за это время интересные фильмы и довольно-таки новое направление в грузинском кино. Так что это пошло не во вред, я думаю, принесло даже пользу, потому что мы знаем, что сопротивление порождает сопротивление, и если у нас есть что-то, чем бороться и чем ответить за какие-то поступки политиков или личностей, мы это выставляем вперед. И как раз получилось, что появилось несколько новых имен, несколько новых фильмов уже знакомых, уже известных режиссеров, и что самое главное, я повторюсь, появилось новое направление в грузинском кино.
— Можете рассказать об этом чуть подробнее?
Они снимают свои фильмы, чтобы отразить то, что происходит сегодня в мире, что происходит сегодня в Грузии
Лела Очиаури: Это направление, когда появляется новый язык, новый выразительный язык в грузинском кино. Я могу назвать несколько имен, чтобы не быть голословной, проиллюстрировать, а не просто говорить: это очень интересный фильм, на мой взгляд, абсолютно новое кино для нас, которой может и быть в других странах, но для Грузии новое - это фильм Деи Чолокава «О чем шепчет грязь,». Это также фильм очень известного уже молодого режиссера Александра К Коберидзе «Сухой лист». Можно еще назвать несколько фильмов, но для меня еще очень такой интересный фильм режиссера Анки Гуджабидзе. Фильм называется «Темо Ре». Она снимает фильм по фотографиям, в фильме только фотографии, он прекрасно снят, потому что она фотограф и режиссер. Коберидзе снимает свой фильм уже второй раз телефоном, а не камерой, старым таким, уже вышедшим из употребления. Может вспомню по ходу еще имена. Они снимают свои фильмы, чтобы отразить то, что происходит сегодня в мире, что происходит сегодня в Грузии, и этот новый язык, выразительный язык соответствует тем проблемам, тем темам или явлениям, которые происходят в мире и в стране. Они находят самое главное, и это правда абсолютно новый взгляд, новые методы, съемки, монтаж и способ пересказа. Может быть, у них не будет, допустим, последствий и номинации, но главное то, что они появились и что кино идет по ходу, по стопам тех явлений, которые случаются в жизни или человека, или страны, или вообще человечества…
— Наверное, это приобретает еще большую ценность, когда при отсутствии средств «на малой крови» получаются маленькие шедевры... О финансировании мы еще поговорим, а сейчас я хотела бы вас спросить, калбатоно Нуца: говорят, что грузинский кинематограф не избежал политизации, вы тоже так считаете, если да, то в чем это проявляется?
Нуца Алекси-Месхишвили
Нуца Алекси-Месхишвили: Уже сначала же, как только начались все эти события, и мы сделали презентацию нашего киноинститута, мы говорили, что кино свободно и кино политизировано, что киноискусство - это политический акт, и недоразумение утверждать, что кино, это одно дело, о чем идет речь в кино, другое. В кино может речь идти как раз о том «сухом листе» и только, это большое кино Александра Коберидзе, и там на первый взгляд ничего не видим, кроме совершенно абстрактного, но соответствующего фильму названия, но позиция режиссера, естественно, политическая, без своей собственной позиции не существует никакого сообщества.
Так что как раз это и символично, что они начали свои новые методы как бы прикладывать (к ситуации). Все началось с искусства и очень конкретно с кино, потому что свобода, настоящая свобода в кино, это и есть борьба. Знаете, вот можно, например, взять очень конкретные примеры, чтобы все время не оставаться в каких-то больших теориях: то, что происходит в государстве, то, что не устраивает, не нравится, не подходит обществу, - это может быть даже то, когда протестант изуродован, побит властями, полицией, силовыми представителями власти, - так вот, у кинематографа должна быть возможность написать об этом сценарий, внести этот сценарий в киноцентр, который финансирован также нами, и, если сценарий представляет собой художественную ценность, получить за это деньги от государства, чтобы говорить о том, что государство делает не так. Это может быть документальное кино, это может быть художественное кино, это не имеет значения.
Вот это - свобода, без этой свободы ничего не будет развиваться, и вот против всего этого восстало наше правительство.
Читайте также Бесценные сокровища против «технических изменений»— Следует ли понимать так, что вопрос о политизации, можно разделить как бы на две части: на политизацию как отражение политических событий в самом фильме, и как участие в политических процессах, ведь все-таки в авангарде протестов последнего года стояла актерско-режиссерская гильдия?
К сожалению, у нас очень много талантливых и известных режиссеров, которые выбрали путь этой демагогии
Нуца Алекси-Месхишвили: Вот как сказать… По-моему, возвращаться к этим понятиям, насколько кино должно касаться политики или сам автор должен участвовать в ней, это возвращение как бы к нашим плачевным советским временам, потому что все исходит одно из другого. Вот то, что сейчас проповедует наше правительство, не обращать на это внимания и продолжать заниматься своим делом, даже если, как вы сказали совершенно точно, этот бойкот в каком-то смысле пошел в ущерб режиссерам?.. Естественно, вообще, по сути, каждый протест как бы идет в ущерб тебе, но если это выгодно только тебе, это не протест. Мы в ужасно сложной ситуации, это правда тот момент, когда вот эта тончайшая линия реально проходит на грани личной морали, и этого не было в Советском Союзе. В Советском Союзе все было очень расплывчато, и хорошее, и плохое, это была огромная система, (мы сейчас не будем экскурс делать в советские времена, но мы оттуда), оттуда эта наша инерция, этот иммунитет - размышлять и преподносить с расплывчатыми границами, эта демагогия, которой у нас очень довольно-таки много… К сожалению, у нас очень много талантливых и известных режиссеров, которые выбрали путь этой демагогии, так что, по-моему, к нашему несчастью или к нашему счастью, мы сейчас живем в момент, когда ценности разделены на черное и белое. Потом, когда не станет этого правительства, ведь ничто не вечно, войдут новые нюансы, новые серые тона, и заново надо будет все строить. Это не значит, что у одной стороны все правильно, но у этой одной стороны есть настоящие ценности…
— Калбатоно Лела, сегодня уже известны режиссеры, которые получили гранты на производство своих фильмов от центра. Если вы знакомы, конечно, с тем, какими будут эти фильмы по содержанию, направленности, хотя вполне возможно, что и нет, вы могли бы предположить, почему им отдали предпочтение. Только ли потому, как некоторые думают, что все остальные объявили бойкот к киноцентру?
Лела Очиаури: Я не знаю всех, кто победил в этих последних конкурсах, хотя о некоторых знаю, кто они и что из себя представляют, но, к сожалению, я не знаю ни их сценариев, ни какого содержания будут их будущие фильмы. Я сейчас не хочу быть стороной, потому что я стою на другой стороне и абсолютно поддерживаю тех режиссеров, в том числе и Нуцу, которая сделала, на мой взгляд, очень резкие и актуальные фильмы. Несмотря на то, что там нет прямых лозунгов и неприемлемых реакций на то, что происходит, это состояние нашей жизни и за этими кадрами стоят все проблемы, которые волнуют каждого из нас. Но когда в конкурсах не участвуют такие люди, которые уже заслужили наше доверие своими фильмами, и от них можно ожидать что-то новое, что-то интересное, и у нас есть надежда насчет них, та же Нуца, тот же Сандро Коберидзе или кто-то из хороших и интересных режиссеров – этим места остаются свободными и на их месте всегда появляются те, для которых это место и освобождается. На свободное место можно дать и гранты, и деньги, и поддержку тем, которые, - это прямо я могу сказать, - этого не заслуживают, не заслуживают не только, допустим, как режиссеры, а морально не заслуживают.
— Мы ходим вокруг и около, никто не хочет переходить на личности, в том числе и я, но давайте будем говорить прямо, калбатоно Нуца, что многие из тех, кто получил гранты в последнем конкурсе, и это ни для кого не секрет, лояльны к нынешним властям. Вот как вы думаете, это очень сильно ударит по грузинскому кинематографу несмотря на то, что там все же есть известные имена, может - не признанные, но известные?
Нуца Алекси-Месхишвили: Да как сказать, знаете, по-моему, это все-таки не главное, даже неважно в данный момент, кто получил или кто получит на следующий год. Некоторые уже получили, и это очень даже талантливые и достойные люди, которые могут создать каким-то образом ценное кино. И меня совершенно не коробит эта идея сторон, наоборот, я каждый раз хочу это подчеркнуть: это наша единственная сила, вот эта мораль, эта ценность - единственное, что мы держим в руках, пусть даже это эфемерное понятие. И мы должны это все время отстаивать.
И еще я хочу вставить, что вот это разделение обязательно идет со стороны власти, никогда не надо путать, что это как будто каким-то образом может идти со стороны тех людей, которые вышли на улицу, которые поставили себя в положение оппозиции к власти. Это невозможно, власть обязана нас уважать, а мы даже обязаны, чтобы власть нам не нравилась, это все у нас записано в Конституции, мы боремся за все ценности, которые у нас черным по белому расписаны в Конституции. Сейчас я просто еще раз вернусь к вопросу, что мы бы и думать не могли, когда все начиналось, - в первые дни лично меня здесь не было, когда кинематографисты так стойко и так отважно ушли в бойкот и на улицу, - мы бы и думать не могли, что сегодня мы получим новый закон, по которому у нас нет права буквально просто собираться на улице, на тротуаре. Мог бы кто-нибудь об этом подумать? Все только становится хуже и хуже. Так что вот это и есть их теория, с которой я начала: они утверждают, что если в Советском Союзе было возможно властью так жонглировать, как бы все время делать какие-то полу уступки, но при этом делать настоящее кино, почему нельзя это сегодня? Там много умных людей и там очень много коварных людей… Так что вот в том-то и дело, что невозможно, потому что это 21 век и у нас открылась возможность направиться в сторону Европы. Они все очень хорошо пользуются всеми теми благами, которые предоставляет Европа, в то же время у нас на улице появляются баннеры с надписью «С честью в Европу». Но мы слышим от пропаганды каждый день, какое неуважение она проявляет ко всему, что важно и ценно (для интеграции в Европу), особенно к меньшинствам вообще, и к сексуальным – в частности… И в то же время мы, с другой стороны, будем заниматься кино? Нет, это просто невозможно. Так что пусть, пусть они делают кино, а мы должны отстаивать самое главное, на чем должно стоять и кино, и общество, и личность, по-другому просто невозможно.
Читайте также Арчил Гуледани: «Культура должна быть свободной и не бояться это выражать»— Вернемся все же к финансам: как выживают в творческом плане те создатели фильмов, которые оказались в опале или ушли в бойкот, где и как им приходится добывать деньги на свои проекты? Многих из них вообще обрекли себя на добровольное изгнание, уехали, чтобы иметь возможность снимать фильмы. Не поставлен ли грузинский кинематограф в то унизительное положение, которое называется выпрашиванием или поиском денег?
Нуца Алекси-Месхишвили: Вот я вам сразу отвечу, а потом Леле передадите, наверное, слово: я считаю, что не только грузинский кинематограф, страна поставлена в унизительное положение, страна стоит на коленях. Естественно, это нормально, чтобы кинематограф и каждая сфера искусства была там, где находится страна, так что сейчас разделяться от этого лучше, а то кинематографисты это, правда, первые, кто сказали «нет» тому, что знают, что умеют, что любят, и чего невозможно практически сделать без денег. В разных сферах еще что-то можно как-то замуроваться у себя дома, писать, рисовать, это еще теоретически хотя бы возможно, а кинематограф невозможен без денег, ну как бы самых минимальных, так что выбор сложнейший, ну по-моему, каждый в сердце перед своей совестью надеется, что это все вместе должно выйти из этого положения. Вот это мой ответ. Если Грузия продолжит ход или дорогу туда, куда мы путь взяли, тогда для чего там делать кино? Это не будет Советский Союз, это не будет какая-то империя, которая будет предлагать эзоповым языком какие-то фильмы делать, - по-моему, уже всем надоели эти сравнения, - нет, сейчас мы боремся просто за выживание страны.
— Калбатоно Лела, хочу и ваше мнение услышать…
Может быть, эта победа придет завтра или через год, или через 10 лет, но все-таки придет
Лела Очиаури: Я абсолютно согласна с Нуцей, она точно расставила главные акценты. Да, страна в ужасном положении, мы все знаем, и правда, мы идем на выживание. Но с другой стороны, вот эта сила, которую проявили первыми в сфере культуры, показала, что они выбрали. И даже не то, что выбрали, они показали путь не только кинематографистам, но и всей стране, как надо не только выживать, но ка к надо строить жизнь, строить государство, строить личность. Я всегда, с самого начала не только участвую, но и наблюдаю за этими шагами кинематографистов, и если остальное общество пойдет по их стопам, по их этапам, которые они прошли, во вред себе, конечно, потому что многие режиссеры, которые сегодня могли бы что-то сделать из-за того, что они не хотят стать рабами, спасая не только свои фильмы и себя, а хотят спасти вообще свою страну - для меня это очень важно, и важно, чтобы они сохранили эту выбранную ими же дорогу. Повторюсь, во вред себе, многие из них не смогли и, наверное, уже не смогут сделать тот фильм, который они хотели сделать вчера…
Но это ничего, потому что главное, что они делают, - не склоняют головы, и они показывают, что даже жертвы, (которые, не дай Бог, чтобы были физическими жертвами, хотя, к сожалению, у нас есть и такие - каждый день кого-то бьют, кого-то арестовывают) - тоже часть процесса. И никто этого не боится, и наши кинематографисты тоже не боятся упустить годы своей творческой жизни, потому что выбрали самый главный путь, по которому движется вперед и существует человек, общество и государство. Они выбрали путь, который обязательно принесет победу. Может быть, эта победа придет завтра или через год, или через 10 лет, но все-таки придет, и каждый из них - одна, вторая, третья или четвертая сторона - обязательно или получит вознаграждение, или поймет: его путь, не только политический, но и чисто творческий, был правильным или нет.
— Мне бы очень хотелось узнать, какие у вас взгляды на ближайшую перспективу. Калбатоно Нуца, ваш «Институт кино», который был создан после известных событий 2023 года, удалось ему стать альтернативой этому центру? Какой-то оптимизм вселить в тех, кто хочет снимать фильмы?
Нуца Алекси-Месхишвили: Во-первых, это невозможно, никоим образом альтернативой не могло быть, потому что с одной стороны…
– Я понимаю, что это финансы, да…
Нуца Алекси-Месхишвили: Да. С одной стороны всегда можно считать, что денег недостаточно, это мало, но в каком-то смысле это много денег вообще, поэтому, естественно, совершенно никакого сопоставления не может быть.
– Скорее моральной, может быть, альтернативой...
Нуца Алекси-Месхишвили: В свободных странах такие центры существуют сами по себе или даже могут пользоваться некими грантами от государства, но должны теоретически существовать независимо, это главное понятие - независимость. В какой-то совершенно другой системе, может быть, теоретически это возможно, есть страны с такими примерами. В той же Франции, например, такие центры не нужны, потому что государство взяло на себя эти обязательства. Поэтому и цветет по сей день французское кино, потому что они вкладывают деньги в кино и так далее.
Можно много рассуждать о кино в современном мире. Центр был создан чуть раньше, чем я присоединилась к этой институции как раз для того, чтобы отстаивать право каждый раз с какими-то крохотными суммами попасть в Берлин, там представить, показать, что мы существуем, что Грузия не только стенды…
Знаете, чем страна беднее, тем больше денег государство вкладывает в пропаганду, это ведь известно. Так что, с другой стороны, там реально много денег, вот потому это очень трудно сравнивать, даже не сравнивать, а довести то, что мы хотим, эти идеи до кинематографического сообщества.
Читайте также Жизнь – театр. Почему в авангарде протестов в Грузии оказалась актерская гильдия?— То есть тут нет стремления к каким-то номинациям или получению признания…
Нуца Алекси-Месхишвили: Я не хочу, чтобы это все казалось таким идеалистичным, наивным идеализмом, но невозможно без идеализма переступить через то, что происходит в мире, с чем мы сопоставлены, с какой страной мы по нашей судьбе находимся по соседству. Ведь сегодня уже не надо объяснять, каждый человек разбирается во всем, в этих двух направлениях, в этих двух ценностных категориях: с одной стороны - Европа, с другой - наш сосед, все, кто сотрудничают с режимом, с Россией, с Путиным. Там ведь тоже сформировалась в России элита искусства вокруг их президента, даже очень много очень талантливых с большой карьерой люд, и что?
И еще одно, я считаю, что этот бойкот еще и прагматичен, потому что наше правительство никаким образом не дало бы денег, и просто было бы только унижение, и ни к чему бы это не привело, это не было бы сотрудничеством, потому что они торгуются, они требуют что-то взамен самыми низкими способами. Они музыкантам инструменты дарят, а потом за это что-то обратно требуют, это совершенно низших категорий правила. Так что, еще раз, пусть будет это идеализмом, но все-таки мы считаем, что киноинститут продолжает настоящую борьбу. Никого мы финансировать не можем, потому что вы все прекрасно знаете, что все сейчас запрещено, мы еще очень удачно получали эти суммы, например, от открытого общества, бывшего фонда Сороса, несколько раз успели получить от них суммы. Мы как раз на эти деньги ездили в Берлин на разные фестивали, чтобы просто рассказывать о себе, и естественно, мы стараемся сотрудничать с фестивалями и предлагать фильмы, которые уже существуют.
— Ну и последний вопрос к вам обеим. Калбатоно Лела, как можно в общем охарактеризовать культурную жизнь Грузии за эти последние, не знаю, может быть, 3-4 года? Можно сказать, что это застой?
Лела Очиаури: Ну, я думаю, что всё-таки процесс идёт, сложный очень, с очень большими препятствиями, но всё-таки идёт.
И самое главное, что можно наблюдать за эти 3 года, за последние годы: да, это то, что всегда побеждают те режиссёры театра, кино, музыканты, которые независимы. Может быть, - не может быть, а так и есть, - у них большие финансовые проблемы, но всегда побеждают те, которые живут, творят независимо. Независимые театры, например режиссёры, у которых нет или почти нет финансов…
— Но делают из ничего что-то…
Лела Очиаури: Из ничего создают то, что правда можно назвать искусством. Естественно, на кино нужны очень большие деньги, на сегодняшнее кино. Даже тех денег, которых было 2-3 года назад достаточно, сегодня уже недостаточно - так развивается искусство, кино, мир и всё вместе. Но всё-таки, я бы сказала, что я смотрю очень интересные фильмы, смотрю очень интересные спектакли, хотя опять хочу подчеркнуть, это делают те, кто независим, те, которые не поддаются никаким соблазнам, никаким подкупам. Они свободные личности, и их творчество тоже свободное.
— Калбатоно Нуца, ваш «вердикт»?
Я понимаю, как трудно объяснить, насколько режим радикализировал ситуацию
Нуца Алекси-Месхишвили: Знаете, да, я прекрасно понимаю, что надо быть и более прагматичным и все такое, но это было бы возможно, если бы страна была в каком-то более-менее нормальном, пусть даже застойном положении, которое и было до последних трёх лет. Мы бы всё-таки существовали все, более-менее сосуществовали. В том случае можно было бороться конкретно за кино, естественно, и за финансы, и за всё.
Я понимаю, как трудно объяснить, насколько режим радикализировал ситуацию. Наверное, надо ещё другие примеры приводить, чтобы объяснить, насколько с той стороны все стало невозможно.
Так что это не обязательно, что мы перестанем делать кино, потому что нам там более-менее не нравитесь. Просто это реально невозможно, ни в каком смысле невозможно, ни прагматически, ни технически невозможно. Так что я ещё раз надеюсь, что кино просто будет сопутствовать пути страны и потом откроются заново все двери, потому что в данный момент Грузия просто превратилась, - уже не надо другое время использовать, - превратилась уже практически в закрытую страну. Так что кино должно следовать этому и бороться просто, чтобы эти двери заново открылись.
И я бы хотела добавить, что когда Звиад Ратиани, поэт, переводчик Брехта и Паула Целана, который просто совершенно сознательно сделал то, что он сделал, - находится в тюрьме, а с другой стороны столько обратных примеров, с которыми просто нельзя жить, надо идти на проспект Руставели, стоять там и надеяться, что это изменится.
Читайте также Тбилисский суд приговорил поэта Звиада Ратиани к двум годам тюрьмы