Александр Черкасов: «Настоящая проблема – там, у жителей Киева, Харькова»

ПРАГА---Сначала их объявили «иностранными агентами», затем одна из старейших правозащитных организаций России – «Мемориал» была ликвидирована российскими судами. А 4 марта к ним, а также в офис «Гражданского содействия» пришли с обысками люди в черном – сотрудники ФСБ. В тот же день президент Франции Эммануэль Макрон позвонил председателю совета правозащитного центра «Мемориал» Александру Черкасову, чтобы выразить свою поддержку. «Эхо Кавказа» поговорило с Черкасовым о происходящем с ними и со страной.

– Обыск в правозащитном центре «Мемориал» длился 14 часов – до двух часов ночи. Что искали силовики? В связи с чем они к вам пришли?

– Я должен уточнить: это был не один обыск, а три обыска в разных организациях, в разных офисах. Был обыск в помещении правозащитного центра «Мемориал» в Малом Каретном переулке, и он велся примерно 11 часов – это раз. Два – был обыск в помещении «Международного мемориала» на Каретном Ряду, и там он действительно длился 14 с лишком часов. Но три – был обыск в помещениях гуманитарной организации «Гражданское содействие» на Олимпийском проспекте, и там он длился несколько меньше. Все три обыска объединены тем, что они порождены делом Бахрома Хамроева – активиста, члена правозащитного центра «Мемориал», не сотрудника. Но это лишь повод.

Александр Черкасов: «Настоящая проблема – там, у жителей Киева, Харькова»

– А реальная причина в чем?

– Во-первых, искали документы, которые могли бы указать на связь Бахрома с этими организациями. Действительно, сколько-то лет назад он работал, но много лет уже не работает, но сейчас это потребовалось, поэтому искали, вскрывали сейфы, потрошили документы. Но главное, в офисах сняли жесткие диски со всех компьютеров, серверов, иных носителей информации. Это был такой третий заход в попытке получить полный контроль над помещениями и информацией, которая находится в этих помещениях.

Дело в том, что еще в октябре месяце такую попытку предпринимал Заяц – зачеркнуто – МВД, когда во время демонстрации фильма в помещениях «Мемориала» туда пришли вначале провокаторы, а потом, когда позвали полицию, явились полицейские и сказали: «Та-а-ак, это место происшествия. Мы его оцепляем и получаем полный доступ». Это удалось отразить.

Навесить обвинения, связанные с оправданием экстремизма и терроризма, пытались в ходе судебного процесса по ликвидации правозащитного центра «Мемориал». Это делал Волк, т.е. прокуратура. Прокуратура попыталась использовать какую-то совершенно левую экспертизу, которая в ходе судебного процесса превратилась в пыль, – никакого экстремизма и терроризма, никакого дела тогда не возникло. Это было в ноябре-декабре. Но вот теперь, в январе-феврале нами занялся Медведь, т.е. Федеральная служба безопасности, которая сначала задержала Бахрома Хамроева по административному делу. Разумеется, на время задержания его имущество, включая ключи, было в распоряжении Федеральной службы безопасности. Потому что, когда к Бахрому пришли с обыском, сотрудники Федеральной службы безопасности открыли дверь своими ключами, ну и что-то там нашли – что, мы не знаем. Бахром – активист, защитник мигрантов, такой узбекский Мохнаткин, если угодно. Его много раз били, травмировали, возбуждали дела, прекращали дела, но он не сотрудник «Мемориала». Когда-то он с нами сотрудничал, но последние уже несколько лет – нет. Однако его использовали как точку входа, и под этим предлогом вошли в помещение. Вошли очень серьезные люди.

– Это была акция устрашения? Ваши сотрудники-«мемориаловцы» писали, что напоследок силовики оставили вам прощальные знаки на память: была повсюду нарисована буква Z – печально известная в эти дни. Что это было?

– Если это буква Z, то вспомним про «Зомби Апокалипсис». Это был римейк фильма «Люди в черном», потому что ОМОН – подразделения, работающие с ФСБ, были в черной форме, черных масках. Уилл Смит здесь и не ночевал. Три смены менялись в ходе обысков в помещениях «Международного мемориала», а сотрудники, которые внутри были, – это те же самые. Изъяли все носители информации, изъяли какие-то документы.

Устрашение? Отчасти, да. Хотя как-то народ не очень пугается. Но это лишь первый ход для того, чтобы попытаться скомпрометировать «Мемориал», вновь обвинив его в оправдании экстремизма и терроризма, черт его знает, чего, – на основании той информации, которую они изъяли. Потому что при должной фантазии можно нарисовать все, что угодно: и то, что человек, в организации много лет не работающий, на самом деле ее сотрудник и т.д. и т.д.

– Вам лично, Александр, звонил президент Франции Эммануэль Макрон, чтобы выразить поддержку. Это исключительный случай. Что он вам сказал, если не секрет?

– Ну, во-первых, это не очень исключительный случай. Президент Франции Эммануэль Макрон пытался вмешиваться в разные тяжелые ситуации, связанные с политзаключенными, например. Он ходатайствовал об освобождении Олега Сенцова – получилось; об освобождении Юрия Дмитриева, он заступался за Оюба Титиева – Оюб Титиев на свободе. И сейчас, когда в «Мемориале» уже много часов шли обыски, Макрон поговорил с Владимиром Путиным. Ну, это было вполне естественным ходом, вполне естественным действием поговорить также с «мемориаловцами».

– В тот же день, очень оперативно…

– Разумеется. А когда еще? Это нормальная, естественная реакция человека. Я не уверен, что у нас есть решения возникшей проблемы – проблема тяжелая, но спасибо огромное господину Макрону за поддержку. Ну, отчасти мы видим, что бывают разные президенты, в том числе и те, для которых свобода-равенство-братство – не пустой звук.

А насчет испугать… Знаете, как-то пока не получается. Да, они нарисовали какую-то свою символику, эти персонажи. Да, сразу вспоминается фильм про «Зомби Апокалипсис», – ну что, и не такое бывало. Прорвемся.

– Знаете, все-таки обстоятельства исключительные, атмосфера сгущается. Уже закрыты или заблокированы практически все независимые средства массовой информации, в том числе, Радио Свобода, о приостановке работы в стране сообщили последние международные медиа-организации, такие как CNN, Bloomberg, другие, заблокирован Twitter, Facebook. В стране действует жесткая военная цензура: за попытку назвать войну войной, теперь можно загреметь в тюрьму на 15 лет. Вместе с тем, например, Алексей Навальный призвал выходить на улицу. Это призыв может быть сегодня, в этих условиях кем-то услышан? Кто-то рискнет сегодня выйти на антивоенный митинг в Москве или в других городах России?

– Знаете, все последние дни люди выходили на улицы. Алексей Навальный находится в таких условиях, когда это его право – призывать других людей. И есть смелые люди, которые до сих пор не боятся выражать свое мнение. Другое дело, что, да, тьма сгущается, но сегодня 5 марта – день, когда однажды тьма вдруг начала редеть. Я не говорю, что Чейн-Стокс – единственные союзники России, но все когда-то кончается. Даже одна из книг про Советский Союз, изданная в последние годы, называлась «Это было навсегда, пока не кончилось».

– Украинские города продолжают обстреливать, там гибнут мирные люди. Вы видели и другую войну, и не одну, – чеченскую. Многие сейчас говорят, что такой сценарий возможен, как возмездие за ожесточенное сопротивление украинцев. Вы разделяете эти опасения?

– Знаете, я не очень большой политолог и не очень большой комментатор, но я действительно узнаю в этих развалинах, в этих убитых последствия того, что прошлые войны, прошлые преступления… Что прошлые войны не были названы войнами. Первая чеченская называлась «разоружением бандформирований и восстановлением конституционного порядка», Вторая чеченская – «контртеррористической операцией», война в Грузии была «операцией по принуждению к миру», и никогда это не называлось войной. Равно как и преступники, совершившие преступления на прошлых войнах, получали не наказания, а повышения. Так мы и пришли к этим дням – к этим позорным дням. И на самом деле, когда вы спрашиваете меня про наши московские проблемы, настоящая проблема – там, у жителей Киева, жителей Харькова, и мне остается пожелать им удачи.

– Александр, мы видим настоящий исход из России, очень многие люди бегут, пока это еще возможно. Вы не опасаетесь за свою жизнь? В какой момент вы можете для себя допустить этот вариант?

– Знаете, сейчас у меня много дел. А так, просто если не закрывать глаза, людей рядом со мной убивают уже больше 30-ти лет, – так уж получилось, – и в этом нет никакой новости. В конце концов, никто не обещал жить вечно.

– Вы сказали, что вы не политолог, тем не менее многое повидали на своем веку как правозащитник, как журналист. Скажите, что или кто может заставить Владимира Путина закончить эту войну с Украиной?

– Повторю: я не очень способен в конструировании каких-то сценариев, это, пожалуйста, к Соловью. Я знаю другое, – что нужно называть вещи своими именами: войну – войной, преступление – преступлением, помогать беженцам, помогать арестованным, помогать задержанным. У нас есть очень простые дела, которые нужно делать здесь и сейчас. А что из этого и когда сработает – я не знаю.