На этой неделе Министерство образования и науки Грузии представило масштабную реформу, которая коснется практически всех аспектов школьной жизни: принципов оценки знаний, идеологического воспитания, содержания учебников, возраста поступления в школу, школьной формы и еще многих других. Власти называют изменения «системными» и «ориентированными на будущее», критики же предупреждают о рисках усиления государственного контроля над образованием, идеологизации школы, роста нагрузки на семьи. Эксперт в области образования Симон Джанашия делится своим мнением о пользе и вреде нововведений.
Your browser doesn’t support HTML5
Симон Джанашия: «Нам предлагают все больше и больше фасадных реформ»
— Батоно Симон, сегодня предложенная властями реформа образования вызывает такое возмущение в обществе, что очень хотелось бы перед тем, как посмотреть на нее с критической точки зрения, найти, оттолкнуться и поговорить хотя бы об одном положительном моменте в этой заявке правительства. Поможете мне в этом?
— Самое полезное в этих реформах, если мы говорим о школьном образовании, состоит в том, что сейчас регистрация учеников в школах будет проводиться с приоритетом для тех, которые живут поблизости. Сегодня действует система регистрации через интернет, и те дети, у которых члены семей достаточно хорошо мобилизованы для того, чтобы зарегистрировать их как можно быстрее, имеют преимущества перед теми, у которых таких возможностей нет.
И из-за этого остаются дети, которые не могут ходить в школы вблизи от дома, и они вынуждены потом выбирать школы, в которые родители должны их возить. И это уже проблема, потому что они теряют много времени на дорогу в школу и обратно. Я думаю, что это одна из самых позитивных сторон в изменениях системы образования...
— А что, у нас не хватает школ или детей так много?
— У нас действует, во-первых, свобода выбора школ, и не действует территориальный принцип, который существует в европейских странах и в Америке, когда ты можешь зарегистрировать своего ребенка только в том районе, где ты живешь. И в смысле качества преподавания школы тоже неравны, и это способствует тому, что люди, которые живут в одном районе, хотят регистрировать своих детей в другом районе.
— Но ведь тут включается какой-то насильственный момент, потому что если школа плохая, а у нас, к сожалению, школ плохих немало, и родители не хотят, скажем, в эту школу отдавать в эту школу ребенка, что тогда делать?
У нас после Советского Союза, после его распада, внедрили свободу выбора школ…
— Ну вот, выбор остается в этом новом решении. Все еще можно будет выбирать школу в других районах, но здесь преимущество дается тем, кто живет ближе. И это, по-моему, хорошая система, потому что если я не смог зарегистрировать своего ребенка в том же районе, где я живу, и если у меня нет выбора, то я потом должен возить своего ребенка в другие районы, и дети, как я уже сказал, в транспорте теряют много времени.
Это проблема не только регистрации, но и проблема того, что очень неравное качество преподавания в школах. Если бы все школы давали одинаково качественное образование, таких проблем было бы меньше.
В других странах действует другая логика. Например, в Америке люди платят налоги, из этих налогов финансируется школа, и из-за этого они должны водить своих детей в школу в том же районе, где они платят эти налоги. Но у нас после Советского Союза, после его распада, внедрили свободу выбора школ…
Читайте также «Да здравствует советская Грузия!»— Это и все? Это единственный положительный момент?
— Есть еще некоторые положительные моменты, которые нам представили, но не говорят, как было бы возможно делать такие положительные шаги. В то же время предприняли другие шаги, которые ухудшают ситуацию в ином отношении.
Например, для того, чтобы в государственных вузах учеба стала бесплатной для студентов, они упраздняют помощь для тех студентов, которые учатся в негосударственных вузах. И уменьшают количество программ, которые государственные вузы проводят, при этом уменьшается и количество профессоров и так далее. Все это нельзя назвать положительными шагами, которые наше правительство принимает.
— Обычно такого рода реформы нацелены на повышение качества образования, на соответствие международным стандартам, на подготовку молодых людей к требованиям современного рынка. Этим главным требованием реформа отвечает? Вообще, на что она нацелена, как вы считаете?
Школа будет развиваться в очень узком линейном направлении
— К сожалению, эта реформа не нацелена ни на повышение качества образования, ни на интеграцию грузинской образовательной среды в международные системы.
Все наоборот, потому что, например, когда мы говорим об интеграции, переход с 12-классного обучения на 11-классное обучение, и в то же время, когда правительство предлагает детям, чтобы 11-й класс был бы фокусирован на подготовление детей к вузам, это очень отличается от системы, которая существует в Европе и в Америке. Потому что, например, чтобы продолжить учебу в Европе, в европейских вузах, нашим детям нужно окончить минимум 12-классное обучение.
А сейчас 12-классное обучение будет возможным только в тех случаях, если есть достаточно детей, которые выбирают это. И будет возможно не в своих школах, в которых они учатся 11 лет, но это может быть организовано в других школах. Так что детям, например, будет гораздо труднее получать 12-летнее образование, чем это происходит сейчас.
А если говорить о качестве образования, то, например, одна из инициатив «Мечты» состоит в том, что вместо альтернативных учебников будет только один учебник по каждому предмету одинаковый во всех школах. Это означает, что система образования не будет развиваться по разным методологиям обучения, будет выбрана только одна, поэтому школа будет развиваться в очень узком линейном направлении.
Еще это означает, что учителям, которые все время работали с одним учебным пособием и по одной методике, сейчас будут навязывать методики и учебники, в которых они не очень компетентны. Это тоже означает то, что будет труднее развивать образовательную сферу, потому что образовательная сфера всегда развивается там, где есть свобода применения разных методов и где можно наблюдать за тем, как эти подходы прививаются в разных школах с разными проблемами.
— Наверное, очень важно, кто будет выбирать авторов учебников и кого будут выбирать?
— Это тоже проблема, потенциальная проблема коррупции: те авторы, которые имеют большее влияние или ближе к министерству или правящей партии, могут получить приоритет.
Второй минус в том, что печатать книги будет министерство, а у министерства нет в этом компетенции. Книги издаются издательствами, а они не просто компетентны, но у них есть и материалы, которые они могут использовать в разных учебниках, и не только в учебниках, но и в книгах для чтения, дополнительной литературе для детей, есть материалы и опыт в создании иллюстраций, в выборе тем и так далее.
Они (издательства) развиваются уже последние 30 лет, а сейчас министерство должно начать изучать все эти подходы заново. И это не оставляет никакой надежды на то, что эти книги будут составлены на хорошем уровне.
— Похоже на то, что стратегия не продумана, не продумана вообще концепция образования, что это какие-то фрагментарные изменения? Кажется, там немало уязвимых мест…
— Я не знаю, что они продумали, потому что, например, в прошлом году наше правительство продлило базовое образование с 9 до 10 лет. Их аргументы состояли в том, что дети слишком рано оканчивают школу, что они начинают слишком рано начинают работать, что проблемы с ранними браками девочек и так далее.
А сейчас, уже через год, они предлагают нам реформу, по которой дети будут раньше оканчивать школу. Это все против того, чего они добивались годом раньше. То же самое происходит и в сфере учебников: например, в прошлом году они ввели новые регуляции, по которым государственные школы получили право выбирать не только те книги, которые были лицензированы министерством, но и другие книги, если могли обосновать свои решения. А сейчас им говорят, что сами они больше не смогут выбирать. И по предмету будет только один учебник.
Если смотреть на такие решения, то не думаю, что здесь что-то продумано, потому что невозможно менять такие фундаментальные вещи раз в год. Здесь можно сказать, что приоритет политической партии меняется, и из-за этого они стараются изменить политику образования.
За последний год приоритетом правящей партии стало все больше и больше контроля в образовательной сфере. То же самое происходит и в высшем образовании. Они пытаются усилить контроль за финансированием образования. Сейчас государство говорит, что оно само решит, какие программы высшего образования ей финансировать. Не будет так, как это было раньше, когда вузы сами решали, какие программы им развивать и предлагать будущим студентам.
Читайте также Университетская реформа. Как «Мечта» нашла способ обуздать непослушных профессоров и студентов— Я бы хотела, батоно Симон, немножко сузить нашу беседу до крайне важных, на мой взгляд, аспектов этих нововведений. И поговорить о цифровом разрыве между городскими и сельскими школами, потому что это тоже одно из заявок властей. Как власть собирается решить проблему различия в доступе к новым технологиям между городскими и сельскими школами? Это ведь потребует огромных финансов. Есть у власти ресурсы, когда в городских школах - интерактивные кабинеты, а в другой - просто какая-то одна старая компьютерная лаборатория?
— Ничего в этих реформах нет, что бы говорило, что будут как-то компенсировать недостатки, которые есть в сельских школах. В селах не только не хватает технических ресурсов, таких как лаборатории или компьютеры и так далее, но у школ есть недостаток учителей.
Например, очень трудно найти учителей в селах, которые могли бы хорошо обучать не только цифровой технологии, но и таким предметам, как физика, химия, биология, математика и так далее. У них не только выбор меньше, но и компетенция неравно распределена по стране. И это все потом в комбинации с бедностью, которая более распространена в селах, уже дает результат: у детей, которые оканчивают школу в селах, успехи по чтению или по математике ниже, чем у тех, которые оканчивают школу в городах. А это уже становится барьером для них, чтобы выйти из своих социальных группах. Если ты родился у родителей, у которых самих нет, например, большого образования или хорошего школьного образования, если ты живешь в селе, у тебя меньше шансов, чтобы, например, поступить в ВУЗ и потом получить хорошую зарплату и так далее.
— Мне кажется, что есть еще один очень важный момент, и я не вижу, честно говоря, там какой-то особой перспективы: это то, что малые факультеты оказались под угрозой из-за оптимизации и закрытия малых программ. Понимают ли авторы реформы, что это большие риски? На что у них расчет, если факультеты исчезнут?
— Проблема в том, что это и есть цель реформы, чтобы меньше молодых людей поступали в ВУЗы и меньше детей учились в 12 классе. Чтобы этой цели добиться, нужно и ВУЗы сокращать, и программы сокращать, и число лет обучения. Например, если в школах будет большинство детей учиться 11 классов вместо 12, то в университетах они будут учиться на программах, которые будут преподавать 3 года, а не 4. Так что в этой комбинации молодые люди, которые будут оканчивать ВУЗы, будут учиться 14 лет вместо 16.
А это уже будет влиять на их компетентность и будет влиять на их шансы конкурировать с теми, которые учились до этого времени 16 лет. 16-летнее образование, 12 плюс 4, и конкурировать с теми, которые оканчивают за рубежом.
— В сравнении с такими проблемами возвращение школьной формы, наверное, ничего не значит? Хотя это вызвало большой ажиотаж…
— Хорошо звучит, что дети будут ходить по школьной форме, но если подумать глубже, то, во-первых, государство не старается, чтобы эти формы были обязательными для частных школ, а это означает, что мы будем визуально различать сейчас детей, которые ходят в частные и городские школы. Это не очень хорошо.
Во-вторых, нужно администрировать эту проблему. Я, например, работаю в частной школе, и мы, когда основали эту школу, решили, чтобы у детей не было школьной формы. Потому что всегда нужно смотреть, нет ли детей, которые не носят формы. Если форма не очень хорошо выглядит, то нужно повлиять на родителей, чтобы они как-то о ней позаботились. К тому же эти формы не очень дешево стоят. Так что это уже может стать проблемой для родителей. Я бы не вводил школьные формы для всех учеников.
— Мировая практика показывает, что реформы образования сильно различаются в зависимости от экономической ситуации в стране, от политической среды, от культурных особенностей. Означает ли это, что Грузия не может перенять ни одну из существующих в мире моделей образования и только остается идти на ощупь и самой что-то придумывать?
Мы знаем, что для многих детей в Грузии есть проблема питания в школах, а вот мы им даем школьные формы
— Системы должны как-то продумать проблему, которая существует в своих обществах. И как-то нужно, чтобы образовательные системы отвечали тем проблемам. Прямо копировать системы не очень хорошо работает. Для этого нужно учиться у других: какие модели они продумывали, какие были проблемы в имплементации этих моделей, какие были успешные подходы. И модели принятия решений можно. Когда у нас есть претензии, что мы строим демократическое общество, то общество тоже может работать над общественным заказом. Например, мы знаем, что для многих детей в Грузии есть проблема питания в школах, а вот мы им даем школьные формы.
Или у нас есть проблема того, что около трети всех детей в Грузии очень плохо читают, и у них потом появляется еще больше проблем. Потому что чтение — это важная компетенция, которую нужно иметь для того, чтобы достигать потом других целей.
Вместо того, чтобы, например, мы думали о том, как развивать литературу, методы, мы все еще говорим, что будем использовать те системы, которые мы оставили уже в прошлом, когда выходили из Советского Союза.
Читайте также Школы без мобильных и с формами – в Минобразования Грузии представили концепцию реформы— Ну и в качестве заключения, батоно Симон, хотя есть столько всего, о чем хочется поговорить и нужно поговорить, но нельзя объять необъятное. Есть ли риск, что реформа превратится в бюрократическую декларацию без каких-либо реальных изменений?
— Ну есть риск, что будут использовать государственные средства для разных решений, которые не продуманы, и эти средства будут утрачены вместо того, чтобы развивать какие-то фундаментальные направления. Например, мы будем покупать школьные формы вместо того, чтобы решать проблему чтения…
— Или проблему еды. Но нам сказали, что у нас нет соответствующей инфраструктуры для того, чтобы решить ее. А начать с этой самой инфраструктуры, а не прямо с реформы, никто не хочет…
— У нас есть проблемы с базовой инфраструктурой. Например, во многих школах у нас нет чистой воды и нет туалетов, в которые дети могли бы ходить, и они ходят домой, когда им нужен туалет. Или у нас в школах не хватает медиков, которые могли бы помогать детям, у которых проблемы возникают. Или у нас есть школы, которые разрушили для того, чтобы построить новые. Уже прошли годы, и этих школ нигде не видно. Вот здесь старая школа есть в Тбилиси, в столице, где дети уже 7 лет ждут, когда будет построена новая, но все еще не знают, когда это будет. Так что у нас очень много проблем.
А нам предлагают все больше и больше фасадных реформ.