Сразу оговорюсь: фильм я не видел и смотреть не собираюсь. Ничего личного, просто тематика меня не интересует. Я не в состоянии проникнуться чувствами и страданиями двух влюбленных мужчин. Не испытываю эмпатию, не сопереживаю, и потому род сей страсти мне непонятен. Но то, что мне непонятно и неинтересно, еще не значит, что этого не должно быть. Если такие картины снимают, то это кому-нибудь нужно и необходимо. Тем более что современное искусство довольно провокативное. Иначе можешь затеряться, можешь не быть обнаруженным, пройдешь незамеченным. А если выдал соответствующую провокацию, то тут тебе и шум, и гам, и черно-белый пиар. Кого интересует сегодня история Ромео и Джульетты? Мало кого! Тем более что одних только экранизаций печальной веронской повести насчитывается более ста! Очень трудно на этом традиционном материале выдать что-либо новое. А вот история Ромео и Меркуцио, или Ромео и Тибальда, или Джульетты и брата Лоренцо, вот тут можно сорвать аплодисменты. Вот и эксплуатируют современные творцы некогда запретные темы и получают по заслугам.
В начале 90-х годов я имел длинный разговор со своим знакомым театроведом. Мы давно не виделись, сели, налили, подзакусили и долго говорили про театр. Вернее, говорил он, так как был театроведом, довольно неплохим, и хорошо владел темой. Но в тот вечер он решил, исходя из своих тайных пристрастий, говорить со мною про театральный «гей-арт». Было начало 90-х, тема эта пока не приобрела в бывшем СССР массового распространения, и, слушая его, я долгое время не мог понять, что он мне говорит. Наконец, въехав в суть, я его прервал и сказал:
– Степа, дорогой ты мой человечище, перестань меня грузить, так как это все не мое и смотреть на сцене на целующихся мужиков для меня отвратительно.
Надо отдать Степе должное, он сразу замолчал и перешел на более нейтральные темы – на внутренний монолог, на театр абсурда и на книжку Алексеева «Моя жизнь в искусстве».
Для меня в искусстве главное, чтобы оно мне было интересным и чтобы не было призывов к погромам и военным действиям. Я смотрю, читаю, слушаю только то, что мне нравится, что мне близко и что вызывает во мне сопереживание. Я простой обыватель, я не киновед, мне не надо по долгу службы смотреть все что ни попадя, дабы потом иметь свое конкретное мнение и с умным видом делиться с окружающей средой. Повторюсь в который раз: однополая тема – не моя. Выдающиеся произведения искусства мировых творцов, в которых затронуты струны мужеложства, меня не волнуют. Даже «Смерть в Венеции» и «Тонио Крегер» великого Томаса Манна, писателя, которого я считаю, наверное, самым выдающимся художественным мыслителем двадцатого века, мне не близки, и я не сочувствую страданиям главных героев. А если нет сочувствия, то нет и интереса. Во всяком случае, для меня.
В прошлую пятницу на экраны тбилисских кинотеатров (которых всего три в полуторамиллионном городе) вышел фильм «And Then We Danced» («А потом мы танцевали»). Сюжет довольно прост: Мераб с детства танцует в Национальном грузинском ансамбле со своей партнершей Мари. Его жизнь радикально меняется, когда он влюбляется в нового артиста труппы, Ираклия. Фильм снял режиссер Леван Акин, этнический грузин, который живет и работает в Швеции. Картина является совместным производством Грузии, Швеции и Франции, впервые она была показана в мае в программе двухнедельника режиссеров – независимой секции Каннского кинофестиваля. С тех пор про фильм начали позитивно отзываться, а исполнитель одной из главных ролей, Леван Гелбахиани, получил призы за лучшую мужскую роль на Сараевском кинофестивале, на кинофестивалях в Вальядолиде, Одессе и Минске.
Все эти сведения я выудил из сети, после того как премьера фильма в Тбилиси прошла с небывалым скандалом. Наша ультраправая организация «Грузинский марш» во главе с нехаризматичным Сандро Брегадзе периодически вспоминает про «нерушимые» семейные и душевные... нет, духовные ценности. И вот она снова возбудилась и вывалилась на улицу, чтобы не допустить!
Не допущать!
Не допущать разврата молодежи и старшего поколения. Все, кто шел на фильм, предавались остракизму и назывались бякой. Было сказано, что любой нормально ориентированный человек после просмотра фильма обязательно изменится, оденется в кожанки и побежит танцевать в клуб «Голубая устрица». Примерно такие мысли высказывали члены «Грузинского марша». Один из организаторов протеста, самоназванный рыцарь Леван Васадзе даже договорился до того, что обозвал Бидзину Иванишвили марионеткой режиссера Левана Акина. Хотел я мысленно представить эту картину, как Иванишвили пляшет под дудку какого-то начинающего режиссера, но, к сожалению, не смог. При чем тут Иванишвили, трудно сказать, но Бидзина Григорьевич является самой удобной фигурой для обвинения в любых грехах и неурядицах, хотя это уже другая тема.
Ей-богу, если бы не эти ряженые, то 90 процентов граждан нашей страны не узнали бы о существования этого фильма. В общем, «маршевцы» мобилизовали все свои темные силы! Они встали у кинотеатров и в течение трех дней одетые в черные рубашки молодцы проводили акции протеста, чтобы сорвать тбилисскую премьеру. В итоге рейтинг фильма взлетел до небес, и те, кто ни сном ни духом не собирался его смотреть, то ли из интереса, то ли назло Брегадзе и «брегадистам» рядами и колоннами пошли в кинотеатры.
В пятницу вечером, в тот злополучный премьерный день, я случайно оказался в торговом центре «Тбилиси-молл», где на третьем этаже расположены кафешки и кинотеатры. Выкушав нехитрый бутерброд, я вдруг в конце зала увидел непривычную для тех мест суету. Подойдя ближе, я обнаружил полицейский кордон и с присущим мне совковым любопытством хотел его прорвать, дабы посмотреть, что дают и почем. Но вежливые полицейские меня не пустили, а указали на одно узкое место, где стоял металлоискатель, и предложили пройти через него. Оказалось, это были защитные меры правоохранительных органов против возможных провокаций со стороны «маршевцев». Фильм «А потом мы танцевали» как раз шел в это время в кинотеатре, и МВД Грузии было полностью мобилизовано.
Полный дурдом на марше! Металлоискатель, по всей вероятности, установили для того, чтобы какой-то особенно фанатичный член «марша» не пробрался бы в зал, обвешанный шутихами и петардами, и не попытался испортить людям удовольствие от встречи с большим искусством. У меня снова появилось чувство нереальности и неправдоподобности. Как будто все, что происходит, взято из какой-то антиутопии параллельного мира. Как будто нам своей родной антиутопии не хватает.
В итоге в Тбилиси и в Батуми, где тоже состоялась премьера, были задержаны около тридцати человек, и с ними будут разбираться по всей справедливости закона. Надеюсь, господина Брегадзе тоже привлекут, если он снова не схитрит и не ляжет в больницу с очередным приступом симулятивного заболевания сердца.
Аналогичный случай произошел в 2017 году в РФ, когда на экраны должен был выйти фильм Алексея Учителя «Матильда». Тогда организация «Христианское государство – святая Русь» отправила в кинотеатры Москвы больше тысячи писем с требованием отказаться от проката фильма «Матильда», в котором их «чувства оскорблены» темой внебрачной связи Николая II. Также в «оскорблении чувств верующих» фильм обвинила депутат Госдумы Наталья Поклонская, попросившая Генпрокуратуру проверить «Матильду», а РПЦ заявила, что все это «клевета и пошлость» (цитата из какой-то газеты двухлетней давности). Следствием такого черного пиара стало то, что народные массы растревожились и заинтриговались, и повалили в кинотеатры. Но фильм оказался настолько слабым, что они (массы) сразу оттуда вывалились обратно. Картина с треском провалилась в прокате – при бюджете в 25 лимонов (что для российского кино очень много) она собрала жалкие девять миллионов долларов США. Бывалые люди говорят: если бы не шумиха, картина и десятую часть сбора не дала бы.
Ну и мы, конечно, должны идти по стопам нашего северного недружелюбного соседа. А как же иначе, чай тоже не лаптем щи хлебаем. То есть не щи, а харчо.
«Матильду» я не смотрел, наших (наших ли?) танцующих страдальцев тоже смотреть не буду, но в данной ситуации, если мне спросят, на чьей я стороне, я скажу, что, конечно, на стороне картины. Несмотря на чуждую мне проблематику, я все-таки за свободу слова, если, конечно, это слово не очень матерное.
Как говорил Владимир Семеныч, «смешно, не правда ли смешно, смешно...»
И правда смешно, но смех какой-то вымученный и невеселый.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
