Грузия превращается в популярное направление для российских эмигрантов. Одних на переезд толкают причины политического характера, других – жизненные обстоятельства, а третьи едут сюда за теплым климатом и кухней. Анастасия Словинская расскажет истории трех эмигрантов, которые обрели в Грузии новый дом: о том, что их подтолкнуло к этому, как они прижились в новой среде и где они видят свое будущее.
Александра: «Люди понимают, что политика – это одно, а жизнь – другое»
То, что этот переезд случился, сейчас, спустя два года, Александра Пермякова считает удачным стечением жизненных обстоятельств, совпавшим с ее желаниями. Здесь она нашла то направление ювелирного дела, которым занимается до сих пор, – это грузинская перегородчатая эмаль минанкари.
«То, чем я хотела заниматься, то, что мне было интересно, – оно оказалось здесь. А с другой стороны, мне всегда очень нравилась Грузия. Мне было здесь весело, интересно, спокойно; хороший климат, продукты, люди прекрасные. И вот это все как-то переплелось – решение было принято очень быстро. Где-то за неделю мы решили, что будем жить здесь».
Александра переезжала в Грузию с дочерью – переживала о том, как быстро ребенок сможет адаптироваться к местной среде. В итоге получилось, что сегодня девочка говорит по-грузински лучше, чем мама.
Люди понимают, что политика это одно, а жизнь – другое
«Она здесь пошла в первый класс грузинской школы, абсолютно при этом не зная грузинского языка. Я ее как котенка бросила туда, в эту среду. Сейчас она уже в третьем классе, и, в принципе, она говорит достаточно свободно. Я – «гамарджоба-нахвамдис» (здравствуйте-до свидания) - и это, можно сказать, мой предел, а она говорит и общается совершенно спокойно, уроки на грузинском делает, у нее этой проблемы нет. Дети очень быстро схватывают. Я сейчас вспоминаю, я боялась, что будет трудно, но по факту оказалось, что это нетрудно».
Александра говорит, что первая эйфория от переезда прошла достаточно быстро, но она была к этому готова, потому что понимала, что другая страна – это другой уклад жизни, темп, и просто постаралась влиться во все это.
Здесь у Александры довольно широкий круг общения: это и местные, и, такие как она, эмигранты. То, что она приехала из страны, с которой у Грузии отношения, мягко говоря, напряженные, ей лично никогда никто в укор не ставил, говорит Александра:
«Это очень больная тема, она меня очень трогает. Но я никогда не сталкивалась здесь с каким-то проявлением, что, вот, мол, ты из России! Люди понимают, что политика – это одно, а жизнь – другое, и нужно как-то сосуществовать вместе».
Владислав: «Come on, я русский, но я не оккупант»
Владислав Зубов с семьей переехал в Грузию еще в 2015-м. Предварительно приехал сюда на «разведку»: говорит, что был приятно удивлен тогда периодом реформ:
«Я поговорил с людьми, посмотрел, что и как, понял, что все идет как надо, полиция работает как надо, государственные институты работают как настроили, решил, что этого вполне достаточно, чтобы рискнуть и переехать в эту страну».
Переезжать, говорит Владислав, было страшно: было страшно за семью – двоих детей и супругу, за их будущее. При этом рискнуть пришлось всем: большой денежной подушки не было, а все, что было, вложил в бизнес. Так появился Chacha Time – бар, вернее, как следует из его описания в соцсетях, – музей чачи, замаскированный под бар, а позже – еще два заведения:
В какой-то момент я понял, что я хочу уехать
«Честно говоря, спустя годы я не понимаю, как я это сделал, потому что, когда многие из моих гостей говорят: «А как ты решился, мы тоже хотим, но у нас дети, мы боимся, у нас там что-то есть, а здесь – ничего, мы тут никого не знаем…» Не знаю, меня как-то морально придавило там, в России. Хотя меня там никто не ищет, я никому не нужен, но просто в какой-то момент я понял, что я хочу уехать, как-то обстоятельства и звезды сложились, и я понял – надо делать».
Владислав говорит, что ему везет на адекватных людей. Российско-грузинский конфликт не становится поводом для перехода на личности. В то же время, по его словам, поначалу, только переехав, он даже был немного удивлен тем, что с августовской войны на тот момент прошло всего лет семь, а на отношении местных к нему это никак не отразилось:
«Я понимаю, что я в этом не участвовал, я к этому непричастен, но я рос в начале 90-х, и мы, например, еще в то время рисовали фашистов, хотя с той (Второй мировой) войны прошло 40 лет. Т. е. тогда мифическая злоба к немцам, она хоть и ненастоящая была, но она присутствовала. А с 2018 года этот вопрос (в Грузии) стал более чувствительной темой. Это появилось в виде стикеров, которые клеят на машины, в виде плакатов. Мне, наверное, везет, что я не встречаю совсем идиотов, которые за то, что я русский, готовы закидать меня камнями. А если это гости в моем заведении, культурные люди, которые спрашивают, как я отношусь к этой теме, я говорю: «Да, Россия оккупант». Когда мне говорят: «Русские оккупанты», я могу ответить: «Come on, я русский, но я не оккупант». Но все-таки мне, видимо, везет на адекватных людей, которые понимают, что я разделяю их отношение к данной проблеме, и все – дальше нам с ними делить нечего».
Старший сын Владислава в этом году заканчивает школу, младший фактически вырос здесь. Детей отдали в русскоязычный сектор, чтобы иметь возможность делать с ними уроки. Грузинский учат по возможности все – и родители, и дети.
Владислав говорит, что хотел бы видеть свое будущее здесь. Здесь сконцентрировано все, что у него есть: все его материальные и нематериальные активы. Правда, в последние годы Грузия начала меняться, и Владислав опасается, что эти изменения могут внести некие коррективы в планы на жизнь:
«Я хотел бы здесь остаться. Другое дело, что я переезжал в немного другую Грузию. Тогда на контрасте с Россией, где уже гайки закручивали, где была одна партия, а все остальное – либо спойлер, либо какое-то подобие, и загоняли под плинтус всех, кто думает иначе, и понимание того, что ты не можешь это изменить, - я переезжал в Грузию, которая следовала западным ориентирам. Была какая-то политическая конкуренция явная. К сожалению, я вижу, что многие из этих вещей если не откатываются, то сильно стагнируют: когда в стране не обсуждается, что делать, а обсуждается только, кто тут больший гад и кровопийца, и не обсуждается, как сделать лучше, а обсуждается, чтобы какие-то людоеды не пришли к власти».
Лев: «Настанет время, когда я смогу вернуться на родину»
Льву Гяммеру через неделю исполнится 21 год. Среди наших троих героев он самый «молодой» эмигрант: приехал в Грузию всего около недели назад. На вопрос, что заставило его уехать из России, он говорит: «Пресс-релиз следственного комитета».
То, чем занимался Лев в последние годы, стало вполне реальным основанием для его ареста сейчас: он участвовал в создании движения «Протестный Кузбасс» и местного отделения Либертарианской партии России, также был координатором краснодарского штаба Навального.
«У меня было понимание в целом, что в ближайшее время мне придется покинуть Россию, но я надеялся еще хотя бы Новый год отпраздновать на родине. Но появилось новое дело об экстремистском сообществе, где русским по белому было написано, что (под него подпадают) все, кто с 2014 по 2021 год – и высшее руководство, и иные лица, – а там прямо написано, что это руководители региональных штабов – ваш покорный слуга; организаторы несогласованных акций – тоже (про меня); и другие, там длинный список. Сначала просто написали новость, я не придал этому значения – думаю, очередное уголовное дело на Алексея (Навального), чтобы срок надбавить. А потом перечитал, думаю, что-то не то… Написал юристам знакомым, по итогу посовещались и приняли решение, что надо уезжать».
По словам Льва, большая часть современных политических активистов в России на сегодняшний день так или иначе связаны с Навальным, а, соответственно, в опасности оказались очень многие – те, кто занимался организацией митингов вместе или другой деятельностью. Кто-то уже был вынужден уехать, кому-то это еще предстоит.
Здесь, в Тбилиси, Лев планирует заниматься журналистикой, удаленно. В каком-то смысле теперь его СМИ – Скат media – даже сможет позволить себе больше, чем могло бы позволить в России, потому что теперь, говорит Лев, он вне зоны досягаемости силовиков и у него больше развязаны руки.
В то же время он сомневается в том, что закручивание гаек со стороны российских властей в обозримом будущем может возыметь обратный эффект – вызвать мощную волну протеста в обществе:
Все просто пойдет своим чередом, как это случилось с Советским Союзом
«Мне бы хотелось верить, что это могло бы стать каким-то катализатором, но, к сожалению, скажу, что нет. Нас ждет это новое политическое средневековье, которое было у нас после 2011 года, после того, как разгромили тот очень большой протест, добив его Крымом. Соответственно, до конца 2016 – начала 2017 года, когда Алексей Навальный начал президентскую кампанию, в политике России был кромешный ад: было очень мало активистов… Разница только в том, что тогда Крым способствовал подъему рейтинга Путина, сейчас же рейтинг его очень низкий. Но политическое поле выжжено очень сильно. Я думаю, что, к сожалению, мы, наверное, упустили возможность поменять что-то каким-то здоровым путем. Все просто пойдет своим чередом, как это случилось с Советским Союзом. Режим сам себя в какой-то момент съест».
Выбирая, куда именно уезжать из России, говорит Лев, он долго не думал – фактически сразу остановился на Грузии, несмотря на то, что еще 13 лет назад страны находились в состоянии войны. Вернее, это даже подтолкнуло его к принятию этого решения, говорит Лев:
«Скорее, для меня дополнительный стимул, потому что Грузия не мой враг и не враг русского народа. Это враг Путина. А Путин – мой враг. Враг моего врага – мой друг. По той же причине это могла быть Украина. На самом деле, это замечательные страны с замечательными людьми, к которым была проявлена агрессия со стороны путинского государства. Страна Россия, как люди и земля, которые на ней живут, к этому особого-то отношения не имеет. Она в целом в том же положении находится, что и Грузия, и Украина, только полностью оккупированная».
Лев не рассматривает Грузию в качестве некоего перевалочного пункта, думает, что задержится здесь надолго. Впрочем, надеется, что все-таки не навсегда.
«Это, в любом случае, тяжело, конечно, потому что, если друзья мои могут прилететь в гости, я смогу с ними повидаться, кто-то, к сожалению, также будет вынужден покинуть страну, то я еще очень долго не смогу приехать в родной город, не смогу приехать, например, в Петербург, который всей душой люблю, не смогу на могилу своей матери сходить еще очень долгое время. Это, безусловно, тяжело. Но я надеюсь, что настанет время, когда я смогу вернуться на родину, потому что это - мой дом. Иначе быть не может».
