Есть в Абхазии такая забава – пить турецкий кофе на работе, в гостях, на отдыхе, не потому что хочется взбодриться, а потому как такая у нас традиция – поговорить за чашечкой кофе или полюбоваться морем, отхлебывая горячий аромат. Но ни одна кофейная церемония не будет иметь завершенный вид, если в финале не появится гадалка, которая под уговоры «посмотрит чашку». «Специалистов» в этой области достаточно много, и любая среднестатистическая жительница страны, приговаривая, что не гадает, «прогнется» под натиском и одновременно выслушает проблемы, которые беспокоят. А уступив, проявит неожиданную осведомленность в технологии переворачивания чашки и будет указывать спичкой или зубочисткой на фигуры, чтобы обосновать объективность своих видений и связывать их воедино. В чашке найдутся друзья, враги, завистники, новости из «закрытого дома», деньги, которые придут и уйдут. Скажет про работу, семью, детей и даже опишет общественно-политическую обстановку.
В Южной Осетии выразили хотя бы недоумение, а в Абхазии тишина. Официальные власти в рот воды набрали, и общественность начала размышлять над словами российского политика в манере, напоминающей гадание на кофейной гуще
Но в общем-то я не про гадание, а про ассоциативный ряд, который возник после последнего интервью министра иностранных дел России Сергея Лаврова. В нем российский министр мимоходом, говоря о взаимоотношениях России и Грузии на фоне войны в Украине, коснулся Абхазии и Южной Осетии. В Грузии на слова Лаврова отреагировали и президент страны, и оппозиция. В Южной Осетии выразили хотя бы недоумение, а в Абхазии тишина. Официальные власти – президент, который по законам Абхазии отвечает за внешнюю политику, и Министерство иностранных дел, которое ему советует, а затем проводит в жизнь эту политику, парламент, который дает одобрение, – все в рот воды набрали, и общественность начала размышлять над словами российского политика в манере, очень напоминающей гадание на кофейной гуще.
Но, чтобы было понятно, напомню, что сказал Лавров на пресс-конференции 18 января по итогам работы дипломатического ведомства в 2022 году. Всего один абзац, который непосредственно касается нас. «Мы за то, чтобы Абхазия и Южная Осетия выстраивали отношения с Грузией, там есть механизмы диалога, в которых мы тоже участвуем». Это первая часть, для которой кофейная гуща не требуется – министр иностранных дел России говорит о Женевских дискуссиях. Но в следующем предложении Сергей Лавров одобряет экономическое сотрудничестве Грузии с Южной Осетией и Абхазией, и эту фразу есть смысл воспроизвести дословно. «Грузинская сторона выдвинула достаточно давно проект осуществления совместной экономической деятельности, через это укреплять доверие, это все очень и очень полезные вещи». И вот здесь начинаются наши гадания.
Абхазии и Южной Осетии не понравилось, что нас назвали не странами, а «коридорами», а Грузия восприняла участие Абхазии и Южной Осетии в этом проекте как скрытую форму признания
На ум приходят два документа, которые вписываются в понимание давности. Первый – грузино-европейская программа «Вовлечение без признания». Если речь идет о ней, то это означает полную смену курса России в отношении Абхазии и Южной Осетии. Потому как стратегия «вовлечения» путем сотрудничества в отношении Абхазии и Осетии предложена в 2010 году (думаю, что это «достаточно давно»), а называется она «стратегией в отношении оккупированных территорий». Стоит напомнить, что в Грузии считают, что Абхазия и Осетия оккупированы Россией (Интересно, только у меня возник когнитивный диссонанс по этому поводу?) Чтобы расставить все точки над «и», я процитирую фрагмент из этого грузинского документа: «Стратегия выражает неуклонное решение Грузии достичь полной деоккупации Абхазии и Цхинвальского региона/Южной Осетии, сделать обратимым процесс аннексии оккупированных Российской Федерацией территорий и мирным путем реинтегрировать данные территории и население в единое конституционное пространство Грузии». Далее методично расписаны экономические и социальные меры, направленные на «вовлечение», то есть вхождение Абхазии и Южной Осетии в состав Грузии. Понятно, что данную программу сочли неприемлемой в Абхазии и Южной Осетии, и, когда главный стратегический партнер высказывает одобрение этой программы, возникает масса вопросов к одинаково недоступным абхазским и российским властям. Но это первое предположение, а мы продолжаем гадать, потому как есть еще один документ, предложенный «достаточно давно», в 2011 году (здесь полное совпадение). Но он выпадает из формулировки Лаврова «предложенный грузинской стороной». Речь идет о российско-грузинском соглашении о мониторинге товарооборота на границе с Абхазией и Южной Осетией. Согласно этому документу швейцарская компания должна проводить мониторинг грузов, которые проходят через территорию Абхазии, Южной Осетии, а также через «Верхний Ларс». Здесь, конечно, возникают вопросы как политического характера, связанные с тем, что Грузия не признает независимость Абхазии и ее границы, так и вопросы безопасности и законодательного регулирования и не только на границе. К примеру, в Грузии существует закон «Об оккупированных территориях», который позволяет привлекать к уголовной ответственности иностранцев, въехавших в Абхазию через Россию. К тому же само соглашение не было воспринято положительно ни в Абхазии, ни в Осетии, ни в Грузии. Абхазии и Южной Осетии не понравилось, что нас назвали не странами, а «коридорами», а Грузия восприняла участие Абхазии и Южной Осетии в этом проекте как скрытую форму признания. Я даже не говорю о том, что в условиях санкций я бы хотела посмотреть на ту швейцарскую компанию, которая согласится мониторить грузы, идущие через Грузию в Россию и наоборот.
Президент и МИД даже не «дрогнули» – президентский сайт по-прежнему придерживается поздравительно-наградительной тональности, а информационные ресурсы абхазского МИД давно вышли за пределы абхазской реальности
В итоге получается, что абхазской (думаю, и осетинской, и грузинской) общественности непонятно, что имел в виду глава российского внешнеполитического ведомства, когда говорил о проекте совместной экономической деятельности. И, наверное, ответ на этот вопрос надо искать не у Лаврова, а в абхазских структурах, которые имеют непосредственное отношение к внешнеполитическому курсу нашей страны. Единственный доступный способ в Абхазии, где власть ведет односторонний монолог, – найти официальное сообщение (разъяснение) на ведомственном ресурсе. И с 18 января в поисках ответа я методично просматриваю сайты президента, МИД Абхазии и одноименные телеграм-каналы. Но президент и МИД даже не «дрогнули» – президентский сайт по-прежнему придерживается поздравительно-наградительной тональности, а информационные ресурсы абхазского МИД давно вышли за пределы абхазской реальности. В их калейдоскопе – выборы в Турции, бюджет союзного государства Белоруссии и России, кадровые перестановки в России, ЮАР, Латинская Америка, Байден и так далее. Ни слова о том, что имеет в виду наш стратегический партнер и обсуждал ли Лавров новую позицию России по Абхазии с президентом Абхазии или министром иностранных дел? То ли знают, но не хотят говорить, то ли сами ничего не поняли.
Поэтому все что остается – пить кофе и гадать на кофейной гуще. Это то, что лучше всего у нас получается до тех пор, пока, как гласит абхазская пословица, жареный петух снова не клюнет.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
