«Первый удар без замаха!» – поучали опытные уличные бойцы. «На выдохе!» – мрачно добавляли самопровозглашенные спецы из боксерской секции. Ушибы и синяки раз за разом подтверждали, что широкий медленный замах позволит противнику закрыться, уклониться, а то и упредить. В те свирепые времена книжные магазины были забиты военными мемуарами, которые проецировали ту же мысль на поле боя: если враг заранее знает, где и как нанесут удар, он подготовит огневые точки, засеет окрестности минами, подтянет резервы и наступающим придется тяжело. В политике происходит то же самое – только в галстуках и без кровопролития... или почти без него.
Некоторые лидеры оппозиции предполагают, что если Грузии вновь не предоставят статус кандидата на вступление в Евросоюз, то поднимется волна народного гнева и смоет правящую партию или, по крайней мере, ее рейтинг непосредственно перед парламентскими выборами. «Грузинская мечта» не сомневается в том, что ее противники попытаются воспользоваться такой возможностью, чтобы взять власть, и, вероятно, видит в их намерениях что-то вроде картинно занесенной руки, которая в определенное время ударит в заранее обозначенное место. Было бы странно, если бы, делая такие выводы, она неподвижно дожидалась удара, не уворачивалась и (если мы предпочтем простым, как боксерская груша, метафорам драчунов длинные, словно спираль Бруно, формулировки военных канцелярий) не предпринимала соответствующих оборонительных и превентивных мер. Заминка со статусом даст противникам «Мечты» возможность провести масштабное наступление, но оно не будет неожиданным.
Читайте также Не будет статуса – будут выборы?
Взглянем на одно из «минных полей», чтобы понять, как оно возникает под воздействием разных событий, связь между которыми не всегда очевидна. 12 июня в первой половине дня проправительственные СМИ сообщили, что в ресторанах «Макдональдс» к меню «Хэппи мил» прилагается подарочная книга, описывающая историю успеха Элтона Джона, и в ней помимо прочего говорится, что он «вступил в брак и вместе с супругом Дэвидом и двумя сыновьями создал семью, о которой всегда мечтал». В отличие от множества других случаев, тему не разогревали предварительно в социальных сетях и не подключали лоялистские СМИ последовательно, постепенно увеличивая уровень детализации – их залп был практически одновременным, словно кто-то поставил задачу охватить максимальную аудиторию консервативно настроенных граждан всего за несколько часов, описывая произошедшее как пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних. Возможно, это произошло потому, что вечером в театре Руставели консервативное объединение «Грузия прежде всего» планировало провести учредительное собрание и было заранее известно, что один из его лидеров Вато Шакаришвили объявит там о начале сбора подписей для проведения плебисцита по двум важнейшим, по его словам, вопросам - «запрета ЛГБТ-пропаганды среди несовершеннолетних и законодательного регулирования [проблемы] клеветы и оскорблений» (примечание: в Грузии в абсолютном большинстве случаев употребляется именно четырехбуквенная аббревиатура, а не LGBTQ+ или какая-то иная). Эта инициатива опиралась на резолюцию митинга, состоявшегося 30 апреля, ключевым организатором которого был шоумен Георгий Гачечиладзе (Уцноби). К моменту, когда Шакаришвили объявил о сборе подписей, многие консервативные телезрители находились в максимально разгоряченном состоянии благодаря пропагандистской блиц-кампании, связанной с книгой об Элтоне Джоне (и Арете Франклин; она называется «Я могу быть талантливым музыкантом»).
На следующий день, 13 июня председатель парламентского комитета по интеграции с Европой Мака Бочоришвили («Грузинская мечта») заявила на пленарном заседании высшего законодательного органа: «После проведенных на минувшей неделе в Брюсселе встреч возникло ощущение, что есть серьезная попытка провести рассмотрение [вопроса] предоставления Грузии статуса кандидата не на основе оценки [выполнения] 12 рекомендаций, но на основе невидимых предусловий, определить и выполнить которые властям трудно». В то же время, по мнению Бочоришвили, их «просто интерпретировать тем, кто хочет не допустить предоставления статуса». Представитель «Силы народа» (комментаторы, в зависимости от своего отношения, называют это движение союзником или сателлитом «Грузинской мечты») Дмитрий Хундадзе, обратившись к зарубежным партнерам, сказал: «Надеюсь, вы не используете тему ЛГБТ как еще одно орудие шантажа в процессе предоставления статуса Евросоюза, а если все же попробуете, ответ общества будет соответствующим». Оппозиционный депутат Саломе Самадашвили («Лело») назвала лживой «пропагандистскую линию», согласно которой, «если нам откажут в статусе, это произойдет потому, что кто-то просит нас принять противоречащие грузинским традициям ценности». В тот же день пресс-служба патриархии обрушилась с критикой на «Макдональдс» – она усмотрела в эпизоде с книгой «пропаганду ложных ценностей» и «хорошо просчитанное лукавство».
Перечисленные события и заявления не связаны друг с другом напрямую, и за каждым из них, как кровавый след за стаей пираний, тянется отдельная драматургическая линия. Но в совокупности они формируют «минное поле», на которое правящая партия заманивает своих противников. Это стало заметно еще до истории с подарочной книгой, когда ее ведущие лидеры начали говорить нечто двусмысленное об ориентации оппонентов. Например, председатель «Грузинской мечты» Ираклий Кобахидзе сказал: «У них прежде всего – проблема политической ориентации, хотя эта проблема политической ориентации прямо связана с другой ориентацией». Характерный монолог был и у председателя парламентской фракции ГМ Мамуки Мдинарадзе: «ЛГБТ-пропаганда, как показывают исследования и [их] результаты, оказалась очень плохой вещью. Мы должны оказать ей очевидное и открытое противодействие. Представителей меньшинства почему-то используют как политическое оружие». Но его цитировали реже, чем реплику Кобахидзе: «Думаю, что эти люди должны встать на правильные рельсы – нужно чтобы мальчики женились, девочки выходили замуж, размножались и т. д. Любая их ориентация, начиная с политической, должна исправиться, и мы сделаем все для этого, в том числе и для спасения этих молодых людей».
Читайте также «Молодежь не собирается терпеть их чушь, которую они несут на всю страну»
Как и в случае с «Законом об иноагентах», от принятия которого парламентское большинство отказалось в марте после бурных протестов в центре Тбилиси, параллели придется проводить прежде всего с Россией и Венгрией. Второй случай интереснее, так как отношения с Брюсселем влияют на него непосредственно. В июне 2021-го венгерский парламент принял закон, ограничивающий распространение информации о ЛГБТ-отношениях и идентичности в школах. В нем есть множество нюансов, включая запрет на демонстрацию символики, фактическое ограничение деятельности неправительственных организаций и т. д., но в рассматриваемом контексте важнее всего реакция Еврокомиссии, которая заявила, что венгерский закон не соответствует фундаментальным правам и нормам, закрепленным в европейском законодательстве. Председатель ЕК Урсула фон дер Ляйен назвала его «позорным». В июле 2022-го Еврокомиссия обратилась по этому поводу в Европейский суд – иск поддержали 15 стран-членов ЕС. Чуть раньше премьер-министр Венгрии Виктор Орбан и его единомышленники решили опереться на поддержку избирателей и вынесли вопрос на референдум. Он прошел в апреле 2022-го, но не был признан состоявшимся, поскольку на участки пришли примерно 44% избирателей, тогда как по закону требовалось не менее 50%.
Не исключено, что правящая партия отталкивается от следующего предположения: если в Грузии в повестку дня встанет вопрос о проведении плебисцита, а затем и принятия закона аналогичного венгерскому, Еврокомиссия не сможет не прореагировать, причем весьма резко. После чего госпропаганда спроецирует эту реакцию на возможный негативный вердикт по статусу кандидата и/или на любой негативный комментарий из Брюсселя и других европейских столиц. Рядовой консерватор получит простое послание: «Они создают нам проблемы, потому что мы не позволяем им совратить наших (конкретно твоих!) детей», и оно будет достаточно эффективным, если его подкрепит позиция Грузинской православной церкви. Тех противников правящей партии, которые, подобно европейским критикам, не смогут (!) не выступить против законопроекта, вероятно, обвинят в попытке организации «гей-революции» и бросят против них разгоряченных радикальных консерваторов – последствия столкновений вряд ли будут менее масштабными и печальными, чем в 2013-м и в 2021-м. Часть оппозиционных политиков-оппортунистов, опасаясь оттока консервативного электората, почти наверняка уклонится от однозначного осуждения плебисцита и/или законопроекта; оппоненты власти, скорее всего, не объединятся на данном направлении, и именно это для нее важнее всего. Из сказанного вовсе не следует, что «Мечта» непременно реализует рассмотренный сценарий – пока обозначена лишь возможность; вероятность возрастет в том случае, если ее лидеры придут к выводу, что европейцы вновь отложат предоставление статуса. Куда клонится чаша весов, станет ясно чуть раньше, чем будет принято и озвучено окончательное решение так, как произошло в 2022-м.
Это «минное поле» – не единственное. Устами «Силы народа» и многочисленных спикеров-лоялистов «Мечта» разрабатывает сюжеты, согласно которым статус кандидата используется как средство шантажа, чтобы втянуть Грузию в войну, сменить в Тбилиси власть и т. д. Но они станут вспомогательными, если власти решат связать предвыборную кульминацию с «запретом ЛГБТ-пропаганды». Впрочем, ее значение выходит за рамки очередной схватки за депутатские мандаты – она может превратиться в основу долгосрочной кампании, призванной оправдать заморозку процесса евроинтеграции.
В поисках параллелей следует обратиться и к новейшей истории Грузии. 17 мая 2012 года группа консервативно настроенных граждан, среди которых были и священнослужители, воспрепятствовала шествию в День борьбы с гомофобией. Масштабного столкновения тогда удалось избежать, но несколько дней спустя, реагируя на это событие, Христианско-демократическое движение заявило о начале сбора подписей для внесения изменений в Конституцию. Его председатель Георгий Таргамадзе назвал шествие «гей-парадом» и заявил, что конечной целью его участников является «моральная и правовая легализация разврата и извращенной жизни». А его соратник Ника Лалиашвили сказал, что инициатива подразумевает, в том числе, и внесение в Конституцию записи о браке как союзе женщины и мужчины. В тот период христианские демократы метались, стремясь привлечь внимание избирателей, поскольку «Грузинская мечта» и «Нацдвижение», подобно саблезубым тиграм, разрывали нацию на две части – поляризация была тотальной и не оставляла места для «третьей силы». Лозунги о низких тарифах и традиционных ценностях не помогли ХДД – оно набрало 2,05% и не попало в парламент, не преодолев 5-процентный барьер. Таргамадзе вернулся к теме год спустя, выдвигаясь на президентские выборы, но не преуспел и получил 1,06% голосов. Однако идея определения брака как союза женщины и мужчины к тому времени уже пустила корни в коллективном сознании.
Читайте также День святости семьи против Дня толерантности
В марте 2014-го премьер-министр Ираклий Гарибашвили подхватил ее и заявил, что соответствующую формулировку нужно внести в Конституцию. Часть комментаторов усмотрела за его словами реверанс в сторону ГПЦ, которая внимательно следила за работой над законом «Об искоренении всех форм дискриминации». Многим священнослужителям очень не нравились такие формулировки как «сексуальная ориентация» или «гендерная идентичность» в его тексте, и, чтобы успокоить их, в нем упомянули «общественный порядок и нравственность». Борьба вокруг бракосочетания то обострялась, то затихала, – писались законопроекты, жалобы в Конституционный суд и заявления, апеллировавшие к Гражданскому кодексу, поскольку он и так определял брак как «добровольный союз женщины и мужчины» и т. д. Группа консервативных деятелей собрала 200 000 подписей для проведения референдума, но в августе 2016-го президент Маргвелашвили отказался назначить его. Он указал, что проведение голосования не на всей территории страны предоставит дополнительные аргументы оккупирующему ее часть агрессору, к тому же принятие законов и конституционных поправок посредством референдума запрещено (Конституция ст. 52, п. 2), поэтому лучше пойти путем внесения законопроекта в парламент. Конституцию изменили уже после победы «Грузинской мечты» на выборах 2016 года; союз женщины и мужчины упомянут в ее 30-й статье (п. 1). Ираклий Кобахидзе (тогда – председатель парламента) объяснил это необходимостью лишить «определенные силы, имеющие определенные связи с другими странами», возможности раздувать антизападные настроения. «Дефиниция брака должна соответствовать его социальному восприятию», – сказал он.
Читайте также Гомофобия как форма святости семьиПомимо формально-юридических и смысловых отличий референдума от плебисцита, следует обратить внимание на важный нюанс. Согласно закону «О референдуме», его назначает президент (указ также должен быть подписан премьер-министром – ст. 9, п.1), а вот плебисцит назначает премьер (ст. 8 прим, п. 2). Теоретически, если бы Гачечиладзе, Шакаришвили и их единомышленники пытались провести по какому-то спорному вопросу референдум, Саломе Зурабишвили могла бы заблокировать его примерно так, как это сделал Маргвелашвили в 2016-м, использовав пусть не безупречные, но все же заслуживающие внимания аргументы. Такой шаг, в принципе, может помешать развертыванию кампании, сбить ее хронометраж, если же решение будет принимать Ираклий Гарибашвили единолично, заминка вряд ли возникнет.
Интересно, что почти все заинтересовавшиеся темой комментаторы рассматривают вопрос о «законодательном регулировании клеветы и оскорблений» как второстепенный, прицепленный к основному, словно вагон к локомотиву. А ведь он может стать весьма серьезным инструментом (пусть частично), блокирующим критику в адрес правящей партии, как в предвыборный период, так и после него. К тому же наличие двух вопросов создает ресурс для ложного финта – демонстративно отбросив один, можно попытаться протащить другой. Впрочем, долгосрочные планы важнее тактических уловок: если власти получат хотя бы один нужный им результат с помощью «плебисцитарной демократии», как называют ее Гачечиладзе и его партнеры, возникнет прецедент, и ГМ, используя свои преимущества в сфере пропаганды, вероятно, будет применять это средство вновь и вновь, что может привести к коренной трансформации политической системы Грузии с непредсказуемым результатом. Но заглядывать так далеко пока не стоит, не исключено, что это лишь отвлекающий выпад.
Когда весной 2017-го Кобахидзе спросили, почему он отвергает идею проведения плебисцита по изменению избирательного законодательства, он ответил, что, «если спросить народ, он решит, что должен сам избирать не только президента, но и премьера и председателя парламента… Возможно, в части развитых стран народ на плебисците проголосует за восстановление смертной казни, но это не значит, что в Конституции должна появиться такая запись». Он еще раз обратился к теме плебисцита в сентябре 2022-го, когда сказал: «Можем провести плебисцит и спросить у народа, хочет ли он, чтобы в Грузии был открыт второй фронт. Мы можем последовать за тем, что скажет народ, посмотрим, пусть народ решает». В первом случае Кобахидзе описал плебисцит, как нечто нежелательное, даже опасное, чуть ли не как орудие популистов, будоражащих плебс. А в 2022-м говорил так, словно это орудие покоилось в арсенале его партии, ожидая своего часа. Было ли второе упоминание плебисцита случайным? Или «Мечта» уже осенью прошлого года (кстати, тогда предположения о возможном повторном отказе Евросоюза буквально усеяли СМИ) разрабатывала планы перехода к «плебисцитарной демократии» или к «плебисцитарной автократии» – это уж кому как (не) нравится – и Кобахидзе не удержался от замаскированного намека, поскольку в тот момент его все равно никто не сумел бы расшифровать. Некоторые политики любят играть в такие игры с соратниками и даже сами с собой.
Главный урок мартовского кризиса для «Грузинской мечты», возможно, заключался в том, что спущенный откуда-то с вершины политической пирамиды «Закон об иноагентах» не был принят большей частью лоялистов близко к сердцу, как нечто, за что стоит бороться изо всех сил. В целом, они, конечно, поддерживали «Мечту» и «Силу народа», однако нередко не понимали, чего именно добиваются их лидеры и относились к ситуации в соответствии с емким выражением «Not a hill to die on» (не тот холм, где стоит умереть, не тот вопрос, ради которого следует убиваться). Отношение к теме ЛГБТ в Грузии в последние годы стало менее нервным, хотя серьезные эксцессы все же постоянно случаются. Однако там, где она хотя бы косвенно соприкасается с образами несовершеннолетних, в коллективном сознании консервативного сообщества всегда происходит «короткое замыкание», и это было заметно даже в эпизоде с книгой об Элтоне Джоне. Судя по всему, планировщики учли психологические нюансы, а законодательные поправки, в отличие от эпизода с «иноагентами», на сей раз формально инициируются «снизу». Если инициаторы быстро соберут сотни тысяч подписей – а при благосклонном отношении правящей партии и ГПЦ это, скорее всего, не станет проблемой, на что указывает упомянутый выше пример семилетней давности, – то их оппонентам будет намного труднее отмахнуться от плебисцита, чем от законопроекта группы депутатов. В то же время объединение противников власти на основе противодействия принятию гипотетического закона «О запрете ЛГБТ-пропаганды» представляется маловероятным, прежде всего, из-за оппозиционеров, которые надеются привлечь голоса консервативно настроенных грузин.
В этой связи можно вспомнить еще один эпизод из недавнего прошлого. 17 мая 2013 года группа священнослужителей и радикальных консерваторов вновь сорвала акцию защитников прав ЛГБТ – тбилисские улицы захлестнуло насилие. А Михаил Саакашвили, который полгода спустя покинул президентский дворец, сделал неоднозначное заявление, и оно очень не понравилось его либеральным союзникам: «Другой вопрос – эта маленькая группа, которая проводила там какую-то акцию. Все имеют право проводить акции, но насколько было оправдано ее проведение там, где проходила церемония, посвященная погибшим в Афганистане грузинским бойцам? Это отдельная тема, и я ее не касаюсь». Будущий кандидат «Нацдвижения» на президентских выборах 27 октября 2013 года (второе место; 21,73%) Давид Бакрадзе аккуратно отмежевался от той реплики и заявил, что «свобода выражения и собраний – высшая ценность», а некоторые бывшие соратники Саакашвили не забыли о ней по сей день. В воскресенье ее упомянула в Facebook учредитель журнала «Табула», супруга и единомышленник председателя «Европейской Грузии» Гиги Бокерия Тамар Черголеишвили. Она обратилась к Саакашвили так: «Если бы ты хорошо выучил в детстве “Летучую мышь” [стихотворение Акакия Церетели о неудачной попытке превращения мыши в птицу и презренном отречении от родства] и не стал бы черносотенной реакцией на самого себя, то не находился бы в столь постыдном положении. Я сделаю все для того, чтобы такой предатель, как ты, никогда не вернул себе власть».
Читайте также Политическое выздоровление Михаила Саакашвили
В отношениях Черголеишвили, Бокерия и других либералов с Саакашвили было немало других эпизодов, которые могли вызвать столь резкую реакцию – это и неудачные попытки Саакашвили добиться благорасположения ГПЦ перед потерей власти, и знаменитое интервью 2019 года. В нем он, едва ли не потрясая нательным крестом, сказал: «Я православный христианин, кто бы что не говорил, это так. Я ношу крест. Бокерия и подобные ему люди сделали все для того, чтобы мы дистанцировались от традиционных грузинских христианских ценностей». В тот период Саакашвили находился под впечатлением от успехов некоторых венгерских и польских политиков и стремился наверстать упущенное. Могут ли бывшие партнеры-либералы называть его предателем? «Нацдвижение», как и любая «партия власти» в Грузии, объединяло разные группы – либеральные, националистические, зачастую бесстыдно популистские. Их взгляды оказывали определенное влияние на лидеров партии, но никогда не становились для них руководством к действиям, которые были им невыгодны. Они нередко опирались на политически активных либералов в период между выборами, однако ближе ко дню голосования, пренебрегая их принципами, начинали заискивать перед консервативным электоратом и ГПЦ. Это своего рода маятник, актуальный для доминирующих партий по сей день. То же самое почти наверняка произойдет и перед следующими выборами, поэтому маловероятно, что вокруг вопроса, хотя бы косвенно связанного с ЛГБТ, сформируется монолитный оппозиционный фронт не только из-за двусмысленной позиции Саакашвили, но и других лидеров.
Попытка подмены причины отказа от предоставления статуса (разумеется, решение может быть и положительным) и переключения аудитории с «12 рекомендаций» на «ЛГБТ-пропаганду» уже обозначена. Если вернуться к незатейливым, как свинцовый кастет, метафорам уличных бойцов, – это тоже занесенная рука, которую можно перехватить. Конечно, с подобными сравнениями нужно обращаться осторожно, поскольку они нередко пробиваются в реальный мир.
17 июня несколько десятков человек, которых Вато Шакаришвили назвал сторонниками своего движения, сорвали мероприятие в молодежном лагере в Боржомском муниципалитете – в нем собирался принять участие лидер партии «Гирчи – больше свободы» Зураб Джапаридзе. Они утверждали, что их возмутили заявления политика о Патриархе. Сам Джапаридзе был атакован в Гори, и человек, взявший на себя ответственность, написал в Facebook, что «побил его за то, что он развращал наших детей, оскорблял Патриарха и Церковь». Симпатизирующий властям эксперт Леван Николеишвили (начальник Генштаба в 2005-06 гг.), оценивая эти события, написал (там же в FB), что «людям не нравится политик со спущенными штанами, который намеревается развратить их детей и научить их тому, что неприемлемо для страны и народа». А Шакаришвили заявил, что проведению мероприятия в лагере помешали люди, «не желающие, чтобы Зураб Гирчи Джапаридзе отравлял молодежь этой страны губительной либеральной превратной идеологией» (последнее прилагательное иногда обыгрывается и приобретает дополнительное значение в словосочетаниях вроде «противоестественная связь»). Подобные цитаты показывают, как с помощью стилистических приемов, расстановки акцентов и игры слов к политической повестке можно привязать чуть ли не совращение малолетних. Это выглядит так, словно правящая партия и ее союзники проводят какую-то семантическую спецоперацию. Ну, и заодно бьют оппонентов.
«Хук в печень – хорошо, – бормотал тренер: но лучше в голову, нырок – и в голову!». «Сначала – пальцами в глаза! – шептали тени в подворотнях. Сколько бы мы ни мечтали о чистой и честной политике, сегодня в ней используются все те же старые грязные приемы. И тот, кто научится считывать намерения визави, получит чуть больше шансов уцелеть на усеянном минами пресловутом холме, где никто не хочет умирать и даже жить. Такова грузинская политика, да и вся (не)спортивная жизнь.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции