Каждый беженец из Абхазии по-своему справляется с тоской по родному краю. 65-летний Сулико Мигинеишвили из Очамчире нашел свой способ борьбы с ностальгией. Родной город он и его супруга покинули после того, как Сухуми был взят абхазскими ополченцами. Перебрались к родственникам жены в Рустави, там же смогли купить «двушку» в типовой многоэтажке. Здесь беженцы живут уже 22 года.
Одинаковые девятиэтажные корпуса, кое-где еле прижившиеся, изогнутые от частых ветров деревья – этот привычный для спального района Рустави пейзаж 22 года назад Сулико Мигинеишвили казался намного более гнетущим. В первое время беженец ожидал скорого возвращения в родной город, в свой дом с утопающим в зелени двором. Но шли годы, и ничего не менялось.
«Я стал представлять себе, что я там живу… Потом я захотел увидеть здесь то, что было там, в Абхазии».
Поэтому Сулико решил: если он не может вернуться в Абхазию, то пусть Абхазия сама придет к нему, разместится на маленьком пятачке земли в двадцать квадратных метров в окружении серых многоэтажек.
«Вот здесь, это место, которое вы видите, было заполнено мусором – сверху его выбрасывали, с этажей, – говорит Сулико, с любовью обводя взглядом зеленый садик. В центре – маленькая часовенка, где помещается один человек, чтобы помолиться. Такие сейчас строят почти в каждом дворе в Рустави. К ней ведут дорожки, аккуратно выложенные плиткой. Здесь все утопает в зелени. Нашлось там место и пальме. Но...
«Разве это пальма? Были у меня пальмы, но они не выжили, наверное, я слишком часто их поливал. А эти растения воду не любят. Все равно я мечтаю, пока жив, буду делать все, чтобы вдоль этих тропинок пальмы росли».
На этом мечты Сулико по благоустройству собственной «маленькой Абхазии» в Рустави не заканчиваются:
«Вот дерево фейхоа, его тоже зима испортила. Но, я думаю, оно еще будет цвести. А здесь я хочу киви посадить».
«У вас в Очамчире так было?» – задаю я вопрос. Сулико улыбается:
«Там, в Очамчире? У меня там ограда была, возле нее фейхоа росло, через ограду сосед жил... Я радовался тому, что мог зарезать поросенка или курицу и позвать соседа в гости. А здесь не та жизнь. Я не скажу, плохая или хорошая, но совсем другая. Где мы выросли, где жили – это сердцу дороже всего».
Присматривать за садиком Сулико помогает его жена Кети. Она родилась в Картли, но, выйдя замуж, переехала к супругу в Абхазию. Говорит, что край этот забыть невозможно, а потому полностью поддерживает затею мужа.
«Я его понимаю. У нас там частный дом был, не в такой квартире жили... Вы знаете, там и люди другие были. Уважали соседей, старших... Когда я об этом говорю, мои братья ревнуют, говорят, что я забыла свою родину Картли, но это не так...»
Сулико соглашается с тем, что люди в Абхазии действительно другие. Вспоминает, как его встретили на родине, когда пару лет назад ему удалось там побывать.
«Я был там. На могиле отца побывал. Встретился с моими друзьями. Никаких лишних слов не было, мы просто обнялись. Я уверен: если я туда поеду, ни один абхаз, ни один человек против меня не пойдет. Если мы добро будем сеять, все восстановится...»
Правда, оптимизм у Сулико быстро угасает:
«Сейчас я не могу туда поехать даже на похороны своих друзей, родственников. А вот если завтра я умру, кто приедет? Это ведь большое горе, что жизнь так прошла...»
Сулико, стараясь сменить тему разговора, предлагает посмотреть фонтан напротив садика – это тоже часть его «маленькой Абхазии». Он сделал его своими руками – собирал речные камни, знакомых просил с моря привезти ракушки, которые сейчас белым кружевом окантовывают края бассейна с нарисованными в нем дельфинами и чайками. Его фонтан стал своеобразной достопримечательностью Рустави. «Все это напоминает мне Сухуми», – откровенничает Сулико.
«В Сухуми на набережной перед гостиницей «Тбилиси» было кафе. Когда я туда входил, говорил официанту: «Двойной без сахара!» И вот такой кофе приносили!» – поднимает вверх большой палец. Сулико признается: «Вот точно такое кафе хочу сделать, просто не смог найти такого человека, который бы помог. Чтобы вот здесь стена из бамбука была. А внутри – аквариумы. Они у меня уже, кстати, есть. И бамбук я привез, но разрешения не дают, чтобы эту красоту здесь сделать, людям показать. Говорят, что это бизнес, что я должен купить это место. Но откуда у меня деньги, чтобы это купить и еще построить», – сетует Сулико.
И тут он видит, как к фонтану спешит стайка детишек. Грусть слетает с его лица, и он с улыбкой спешит к ним навстречу. А мне на прощанье машет рукой с огрубевшей кожей, улыбается и говорит: «Очамчирцы не унывают!»
Одинаковые девятиэтажные корпуса, кое-где еле прижившиеся, изогнутые от частых ветров деревья – этот привычный для спального района Рустави пейзаж 22 года назад Сулико Мигинеишвили казался намного более гнетущим. В первое время беженец ожидал скорого возвращения в родной город, в свой дом с утопающим в зелени двором. Но шли годы, и ничего не менялось.
«Я стал представлять себе, что я там живу… Потом я захотел увидеть здесь то, что было там, в Абхазии».
Поэтому Сулико решил: если он не может вернуться в Абхазию, то пусть Абхазия сама придет к нему, разместится на маленьком пятачке земли в двадцать квадратных метров в окружении серых многоэтажек.
«Вот здесь, это место, которое вы видите, было заполнено мусором – сверху его выбрасывали, с этажей, – говорит Сулико, с любовью обводя взглядом зеленый садик. В центре – маленькая часовенка, где помещается один человек, чтобы помолиться. Такие сейчас строят почти в каждом дворе в Рустави. К ней ведут дорожки, аккуратно выложенные плиткой. Здесь все утопает в зелени. Нашлось там место и пальме. Но...
«Разве это пальма? Были у меня пальмы, но они не выжили, наверное, я слишком часто их поливал. А эти растения воду не любят. Все равно я мечтаю, пока жив, буду делать все, чтобы вдоль этих тропинок пальмы росли».
На этом мечты Сулико по благоустройству собственной «маленькой Абхазии» в Рустави не заканчиваются:
«Вот дерево фейхоа, его тоже зима испортила. Но, я думаю, оно еще будет цвести. А здесь я хочу киви посадить».
«У вас в Очамчире так было?» – задаю я вопрос. Сулико улыбается:
«Там, в Очамчире? У меня там ограда была, возле нее фейхоа росло, через ограду сосед жил... Я радовался тому, что мог зарезать поросенка или курицу и позвать соседа в гости. А здесь не та жизнь. Я не скажу, плохая или хорошая, но совсем другая. Где мы выросли, где жили – это сердцу дороже всего».
Присматривать за садиком Сулико помогает его жена Кети. Она родилась в Картли, но, выйдя замуж, переехала к супругу в Абхазию. Говорит, что край этот забыть невозможно, а потому полностью поддерживает затею мужа.
«Я его понимаю. У нас там частный дом был, не в такой квартире жили... Вы знаете, там и люди другие были. Уважали соседей, старших... Когда я об этом говорю, мои братья ревнуют, говорят, что я забыла свою родину Картли, но это не так...»
Сулико соглашается с тем, что люди в Абхазии действительно другие. Вспоминает, как его встретили на родине, когда пару лет назад ему удалось там побывать.
«Я был там. На могиле отца побывал. Встретился с моими друзьями. Никаких лишних слов не было, мы просто обнялись. Я уверен: если я туда поеду, ни один абхаз, ни один человек против меня не пойдет. Если мы добро будем сеять, все восстановится...»
Правда, оптимизм у Сулико быстро угасает:
«Сейчас я не могу туда поехать даже на похороны своих друзей, родственников. А вот если завтра я умру, кто приедет? Это ведь большое горе, что жизнь так прошла...»
Сулико, стараясь сменить тему разговора, предлагает посмотреть фонтан напротив садика – это тоже часть его «маленькой Абхазии». Он сделал его своими руками – собирал речные камни, знакомых просил с моря привезти ракушки, которые сейчас белым кружевом окантовывают края бассейна с нарисованными в нем дельфинами и чайками. Его фонтан стал своеобразной достопримечательностью Рустави. «Все это напоминает мне Сухуми», – откровенничает Сулико.
«В Сухуми на набережной перед гостиницей «Тбилиси» было кафе. Когда я туда входил, говорил официанту: «Двойной без сахара!» И вот такой кофе приносили!» – поднимает вверх большой палец. Сулико признается: «Вот точно такое кафе хочу сделать, просто не смог найти такого человека, который бы помог. Чтобы вот здесь стена из бамбука была. А внутри – аквариумы. Они у меня уже, кстати, есть. И бамбук я привез, но разрешения не дают, чтобы эту красоту здесь сделать, людям показать. Говорят, что это бизнес, что я должен купить это место. Но откуда у меня деньги, чтобы это купить и еще построить», – сетует Сулико.
И тут он видит, как к фонтану спешит стайка детишек. Грусть слетает с его лица, и он с улыбкой спешит к ним навстречу. А мне на прощанье машет рукой с огрубевшей кожей, улыбается и говорит: «Очамчирцы не унывают!»
