Accessibility links

Минное поле «Грузинской мечты»


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

«Первый удар без замаха!» – поучали опытные уличные бойцы. «На выдохе!» – мрачно добавляли самопровозглашенные спецы из боксерской секции. Ушибы и синяки раз за разом подтверждали, что широкий медленный замах позволит противнику закрыться, уклониться, а то и упредить. В те свирепые времена книжные магазины были забиты военными мемуарами, которые проецировали ту же мысль на поле боя: если враг заранее знает, где и как нанесут удар, он подготовит огневые точки, засеет окрестности минами, подтянет резервы и наступающим придется тяжело. В политике происходит то же самое – только в галстуках и без кровопролития... или почти без него.

Некоторые лидеры оппозиции предполагают, что если Грузии вновь не предоставят статус кандидата на вступление в Евросоюз, то поднимется волна народного гнева и смоет правящую партию или, по крайней мере, ее рейтинг непосредственно перед парламентскими выборами. «Грузинская мечта» не сомневается в том, что ее противники попытаются воспользоваться такой возможностью, чтобы взять власть, и, вероятно, видит в их намерениях что-то вроде картинно занесенной руки, которая в определенное время ударит в заранее обозначенное место. Было бы странно, если бы, делая такие выводы, она неподвижно дожидалась удара, не уворачивалась и (если мы предпочтем простым, как боксерская груша, метафорам драчунов длинные, словно спираль Бруно, формулировки военных канцелярий) не предпринимала соответствующих оборонительных и превентивных мер. Заминка со статусом даст противникам «Мечты» возможность провести масштабное наступление, но оно не будет неожиданным.

Взглянем на одно из «минных полей», чтобы понять, как оно возникает под воздействием разных событий, связь между которыми не всегда очевидна. 12 июня в первой половине дня проправительственные СМИ сообщили, что в ресторанах «Макдональдс» к меню «Хэппи мил» прилагается подарочная книга, описывающая историю успеха Элтона Джона, и в ней помимо прочего говорится, что он «вступил в брак и вместе с супругом Дэвидом и двумя сыновьями создал семью, о которой всегда мечтал». В отличие от множества других случаев, тему не разогревали предварительно в социальных сетях и не подключали лоялистские СМИ последовательно, постепенно увеличивая уровень детализации – их залп был практически одновременным, словно кто-то поставил задачу охватить максимальную аудиторию консервативно настроенных граждан всего за несколько часов, описывая произошедшее как пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних. Возможно, это произошло потому, что вечером в театре Руставели консервативное объединение «Грузия прежде всего» планировало провести учредительное собрание и было заранее известно, что один из его лидеров Вато Шакаришвили объявит там о начале сбора подписей для проведения плебисцита по двум важнейшим, по его словам, вопросам - «запрета ЛГБТ-пропаганды среди несовершеннолетних и законодательного регулирования [проблемы] клеветы и оскорблений» (примечание: в Грузии в абсолютном большинстве случаев употребляется именно четырехбуквенная аббревиатура, а не LGBTQ+ или какая-то иная). Эта инициатива опиралась на резолюцию митинга, состоявшегося 30 апреля, ключевым организатором которого был шоумен Георгий Гачечиладзе (Уцноби). К моменту, когда Шакаришвили объявил о сборе подписей, многие консервативные телезрители находились в максимально разгоряченном состоянии благодаря пропагандистской блиц-кампании, связанной с книгой об Элтоне Джоне (и Арете Франклин; она называется «Я могу быть талантливым музыкантом»).

На следующий день, 13 июня председатель парламентского комитета по интеграции с Европой Мака Бочоришвили («Грузинская мечта») заявила на пленарном заседании высшего законодательного органа: «После проведенных на минувшей неделе в Брюсселе встреч возникло ощущение, что есть серьезная попытка провести рассмотрение [вопроса] предоставления Грузии статуса кандидата не на основе оценки [выполнения] 12 рекомендаций, но на основе невидимых предусловий, определить и выполнить которые властям трудно». В то же время, по мнению Бочоришвили, их «просто интерпретировать тем, кто хочет не допустить предоставления статуса». Представитель «Силы народа» (комментаторы, в зависимости от своего отношения, называют это движение союзником или сателлитом «Грузинской мечты») Дмитрий Хундадзе, обратившись к зарубежным партнерам, сказал: «Надеюсь, вы не используете тему ЛГБТ как еще одно орудие шантажа в процессе предоставления статуса Евросоюза, а если все же попробуете, ответ общества будет соответствующим». Оппозиционный депутат Саломе Самадашвили («Лело») назвала лживой «пропагандистскую линию», согласно которой, «если нам откажут в статусе, это произойдет потому, что кто-то просит нас принять противоречащие грузинским традициям ценности». В тот же день пресс-служба патриархии обрушилась с критикой на «Макдональдс» – она усмотрела в эпизоде с книгой «пропаганду ложных ценностей» и «хорошо просчитанное лукавство».

Перечисленные события и заявления не связаны друг с другом напрямую, и за каждым из них, как кровавый след за стаей пираний, тянется отдельная драматургическая линия. Но в совокупности они формируют «минное поле», на которое правящая партия заманивает своих противников. Это стало заметно еще до истории с подарочной книгой, когда ее ведущие лидеры начали говорить нечто двусмысленное об ориентации оппонентов. Например, председатель «Грузинской мечты» Ираклий Кобахидзе сказал: «У них прежде всего – проблема политической ориентации, хотя эта проблема политической ориентации прямо связана с другой ориентацией». Характерный монолог был и у председателя парламентской фракции ГМ Мамуки Мдинарадзе: «ЛГБТ-пропаганда, как показывают исследования и [их] результаты, оказалась очень плохой вещью. Мы должны оказать ей очевидное и открытое противодействие. Представителей меньшинства почему-то используют как политическое оружие». Но его цитировали реже, чем реплику Кобахидзе: «Думаю, что эти люди должны встать на правильные рельсы – нужно чтобы мальчики женились, девочки выходили замуж, размножались и т. д. Любая их ориентация, начиная с политической, должна исправиться, и мы сделаем все для этого, в том числе и для спасения этих молодых людей».

Как и в случае с «Законом об иноагентах», от принятия которого парламентское большинство отказалось в марте после бурных протестов в центре Тбилиси, параллели придется проводить прежде всего с Россией и Венгрией. Второй случай интереснее, так как отношения с Брюсселем влияют на него непосредственно. В июне 2021-го венгерский парламент принял закон, ограничивающий распространение информации о ЛГБТ-отношениях и идентичности в школах. В нем есть множество нюансов, включая запрет на демонстрацию символики, фактическое ограничение деятельности неправительственных организаций и т. д., но в рассматриваемом контексте важнее всего реакция Еврокомиссии, которая заявила, что венгерский закон не соответствует фундаментальным правам и нормам, закрепленным в европейском законодательстве. Председатель ЕК Урсула фон дер Ляйен назвала его «позорным». В июле 2022-го Еврокомиссия обратилась по этому поводу в Европейский суд – иск поддержали 15 стран-членов ЕС. Чуть раньше премьер-министр Венгрии Виктор Орбан и его единомышленники решили опереться на поддержку избирателей и вынесли вопрос на референдум. Он прошел в апреле 2022-го, но не был признан состоявшимся, поскольку на участки пришли примерно 44% избирателей, тогда как по закону требовалось не менее 50%.

Не исключено, что правящая партия отталкивается от следующего предположения: если в Грузии в повестку дня встанет вопрос о проведении плебисцита, а затем и принятия закона аналогичного венгерскому, Еврокомиссия не сможет не прореагировать, причем весьма резко. После чего госпропаганда спроецирует эту реакцию на возможный негативный вердикт по статусу кандидата и/или на любой негативный комментарий из Брюсселя и других европейских столиц. Рядовой консерватор получит простое послание: «Они создают нам проблемы, потому что мы не позволяем им совратить наших (конкретно твоих!) детей», и оно будет достаточно эффективным, если его подкрепит позиция Грузинской православной церкви. Тех противников правящей партии, которые, подобно европейским критикам, не смогут (!) не выступить против законопроекта, вероятно, обвинят в попытке организации «гей-революции» и бросят против них разгоряченных радикальных консерваторов – последствия столкновений вряд ли будут менее масштабными и печальными, чем в 2013-м и в 2021-м. Часть оппозиционных политиков-оппортунистов, опасаясь оттока консервативного электората, почти наверняка уклонится от однозначного осуждения плебисцита и/или законопроекта; оппоненты власти, скорее всего, не объединятся на данном направлении, и именно это для нее важнее всего. Из сказанного вовсе не следует, что «Мечта» непременно реализует рассмотренный сценарий – пока обозначена лишь возможность; вероятность возрастет в том случае, если ее лидеры придут к выводу, что европейцы вновь отложат предоставление статуса. Куда клонится чаша весов, станет ясно чуть раньше, чем будет принято и озвучено окончательное решение так, как произошло в 2022-м.

Это «минное поле» – не единственное. Устами «Силы народа» и многочисленных спикеров-лоялистов «Мечта» разрабатывает сюжеты, согласно которым статус кандидата используется как средство шантажа, чтобы втянуть Грузию в войну, сменить в Тбилиси власть и т. д. Но они станут вспомогательными, если власти решат связать предвыборную кульминацию с «запретом ЛГБТ-пропаганды». Впрочем, ее значение выходит за рамки очередной схватки за депутатские мандаты – она может превратиться в основу долгосрочной кампании, призванной оправдать заморозку процесса евроинтеграции.

В поисках параллелей следует обратиться и к новейшей истории Грузии. 17 мая 2012 года группа консервативно настроенных граждан, среди которых были и священнослужители, воспрепятствовала шествию в День борьбы с гомофобией. Масштабного столкновения тогда удалось избежать, но несколько дней спустя, реагируя на это событие, Христианско-демократическое движение заявило о начале сбора подписей для внесения изменений в Конституцию. Его председатель Георгий Таргамадзе назвал шествие «гей-парадом» и заявил, что конечной целью его участников является «моральная и правовая легализация разврата и извращенной жизни». А его соратник Ника Лалиашвили сказал, что инициатива подразумевает, в том числе, и внесение в Конституцию записи о браке как союзе женщины и мужчины. В тот период христианские демократы метались, стремясь привлечь внимание избирателей, поскольку «Грузинская мечта» и «Нацдвижение», подобно саблезубым тиграм, разрывали нацию на две части – поляризация была тотальной и не оставляла места для «третьей силы». Лозунги о низких тарифах и традиционных ценностях не помогли ХДД – оно набрало 2,05% и не попало в парламент, не преодолев 5-процентный барьер. Таргамадзе вернулся к теме год спустя, выдвигаясь на президентские выборы, но не преуспел и получил 1,06% голосов. Однако идея определения брака как союза женщины и мужчины к тому времени уже пустила корни в коллективном сознании.

В марте 2014-го премьер-министр Ираклий Гарибашвили подхватил ее и заявил, что соответствующую формулировку нужно внести в Конституцию. Часть комментаторов усмотрела за его словами реверанс в сторону ГПЦ, которая внимательно следила за работой над законом «Об искоренении всех форм дискриминации». Многим священнослужителям очень не нравились такие формулировки как «сексуальная ориентация» или «гендерная идентичность» в его тексте, и, чтобы успокоить их, в нем упомянули «общественный порядок и нравственность». Борьба вокруг бракосочетания то обострялась, то затихала, – писались законопроекты, жалобы в Конституционный суд и заявления, апеллировавшие к Гражданскому кодексу, поскольку он и так определял брак как «добровольный союз женщины и мужчины» и т. д. Группа консервативных деятелей собрала 200 000 подписей для проведения референдума, но в августе 2016-го президент Маргвелашвили отказался назначить его. Он указал, что проведение голосования не на всей территории страны предоставит дополнительные аргументы оккупирующему ее часть агрессору, к тому же принятие законов и конституционных поправок посредством референдума запрещено (Конституция ст. 52, п. 2), поэтому лучше пойти путем внесения законопроекта в парламент. Конституцию изменили уже после победы «Грузинской мечты» на выборах 2016 года; союз женщины и мужчины упомянут в ее 30-й статье (п. 1). Ираклий Кобахидзе (тогда – председатель парламента) объяснил это необходимостью лишить «определенные силы, имеющие определенные связи с другими странами», возможности раздувать антизападные настроения. «Дефиниция брака должна соответствовать его социальному восприятию», – сказал он.

Помимо формально-юридических и смысловых отличий референдума от плебисцита, следует обратить внимание на важный нюанс. Согласно закону «О референдуме», его назначает президент (указ также должен быть подписан премьер-министром – ст. 9, п.1), а вот плебисцит назначает премьер (ст. 8 прим, п. 2). Теоретически, если бы Гачечиладзе, Шакаришвили и их единомышленники пытались провести по какому-то спорному вопросу референдум, Саломе Зурабишвили могла бы заблокировать его примерно так, как это сделал Маргвелашвили в 2016-м, использовав пусть не безупречные, но все же заслуживающие внимания аргументы. Такой шаг, в принципе, может помешать развертыванию кампании, сбить ее хронометраж, если же решение будет принимать Ираклий Гарибашвили единолично, заминка вряд ли возникнет.

Интересно, что почти все заинтересовавшиеся темой комментаторы рассматривают вопрос о «законодательном регулировании клеветы и оскорблений» как второстепенный, прицепленный к основному, словно вагон к локомотиву. А ведь он может стать весьма серьезным инструментом (пусть частично), блокирующим критику в адрес правящей партии, как в предвыборный период, так и после него. К тому же наличие двух вопросов создает ресурс для ложного финта – демонстративно отбросив один, можно попытаться протащить другой. Впрочем, долгосрочные планы важнее тактических уловок: если власти получат хотя бы один нужный им результат с помощью «плебисцитарной демократии», как называют ее Гачечиладзе и его партнеры, возникнет прецедент, и ГМ, используя свои преимущества в сфере пропаганды, вероятно, будет применять это средство вновь и вновь, что может привести к коренной трансформации политической системы Грузии с непредсказуемым результатом. Но заглядывать так далеко пока не стоит, не исключено, что это лишь отвлекающий выпад.

Когда весной 2017-го Кобахидзе спросили, почему он отвергает идею проведения плебисцита по изменению избирательного законодательства, он ответил, что, «если спросить народ, он решит, что должен сам избирать не только президента, но и премьера и председателя парламента… Возможно, в части развитых стран народ на плебисците проголосует за восстановление смертной казни, но это не значит, что в Конституции должна появиться такая запись». Он еще раз обратился к теме плебисцита в сентябре 2022-го, когда сказал: «Можем провести плебисцит и спросить у народа, хочет ли он, чтобы в Грузии был открыт второй фронт. Мы можем последовать за тем, что скажет народ, посмотрим, пусть народ решает». В первом случае Кобахидзе описал плебисцит, как нечто нежелательное, даже опасное, чуть ли не как орудие популистов, будоражащих плебс. А в 2022-м говорил так, словно это орудие покоилось в арсенале его партии, ожидая своего часа. Было ли второе упоминание плебисцита случайным? Или «Мечта» уже осенью прошлого года (кстати, тогда предположения о возможном повторном отказе Евросоюза буквально усеяли СМИ) разрабатывала планы перехода к «плебисцитарной демократии» или к «плебисцитарной автократии» – это уж кому как (не) нравится – и Кобахидзе не удержался от замаскированного намека, поскольку в тот момент его все равно никто не сумел бы расшифровать. Некоторые политики любят играть в такие игры с соратниками и даже сами с собой.

Главный урок мартовского кризиса для «Грузинской мечты», возможно, заключался в том, что спущенный откуда-то с вершины политической пирамиды «Закон об иноагентах» не был принят большей частью лоялистов близко к сердцу, как нечто, за что стоит бороться изо всех сил. В целом, они, конечно, поддерживали «Мечту» и «Силу народа», однако нередко не понимали, чего именно добиваются их лидеры и относились к ситуации в соответствии с емким выражением «Not a hill to die on» (не тот холм, где стоит умереть, не тот вопрос, ради которого следует убиваться). Отношение к теме ЛГБТ в Грузии в последние годы стало менее нервным, хотя серьезные эксцессы все же постоянно случаются. Однако там, где она хотя бы косвенно соприкасается с образами несовершеннолетних, в коллективном сознании консервативного сообщества всегда происходит «короткое замыкание», и это было заметно даже в эпизоде с книгой об Элтоне Джоне. Судя по всему, планировщики учли психологические нюансы, а законодательные поправки, в отличие от эпизода с «иноагентами», на сей раз формально инициируются «снизу». Если инициаторы быстро соберут сотни тысяч подписей – а при благосклонном отношении правящей партии и ГПЦ это, скорее всего, не станет проблемой, на что указывает упомянутый выше пример семилетней давности, – то их оппонентам будет намного труднее отмахнуться от плебисцита, чем от законопроекта группы депутатов. В то же время объединение противников власти на основе противодействия принятию гипотетического закона «О запрете ЛГБТ-пропаганды» представляется маловероятным, прежде всего, из-за оппозиционеров, которые надеются привлечь голоса консервативно настроенных грузин.

В этой связи можно вспомнить еще один эпизод из недавнего прошлого. 17 мая 2013 года группа священнослужителей и радикальных консерваторов вновь сорвала акцию защитников прав ЛГБТ – тбилисские улицы захлестнуло насилие. А Михаил Саакашвили, который полгода спустя покинул президентский дворец, сделал неоднозначное заявление, и оно очень не понравилось его либеральным союзникам: «Другой вопрос – эта маленькая группа, которая проводила там какую-то акцию. Все имеют право проводить акции, но насколько было оправдано ее проведение там, где проходила церемония, посвященная погибшим в Афганистане грузинским бойцам? Это отдельная тема, и я ее не касаюсь». Будущий кандидат «Нацдвижения» на президентских выборах 27 октября 2013 года (второе место; 21,73%) Давид Бакрадзе аккуратно отмежевался от той реплики и заявил, что «свобода выражения и собраний – высшая ценность», а некоторые бывшие соратники Саакашвили не забыли о ней по сей день. В воскресенье ее упомянула в Facebook учредитель журнала «Табула», супруга и единомышленник председателя «Европейской Грузии» Гиги Бокерия Тамар Черголеишвили. Она обратилась к Саакашвили так: «Если бы ты хорошо выучил в детстве “Летучую мышь” [стихотворение Акакия Церетели о неудачной попытке превращения мыши в птицу и презренном отречении от родства] и не стал бы черносотенной реакцией на самого себя, то не находился бы в столь постыдном положении. Я сделаю все для того, чтобы такой предатель, как ты, никогда не вернул себе власть».

В отношениях Черголеишвили, Бокерия и других либералов с Саакашвили было немало других эпизодов, которые могли вызвать столь резкую реакцию – это и неудачные попытки Саакашвили добиться благорасположения ГПЦ перед потерей власти, и знаменитое интервью 2019 года. В нем он, едва ли не потрясая нательным крестом, сказал: «Я православный христианин, кто бы что не говорил, это так. Я ношу крест. Бокерия и подобные ему люди сделали все для того, чтобы мы дистанцировались от традиционных грузинских христианских ценностей». В тот период Саакашвили находился под впечатлением от успехов некоторых венгерских и польских политиков и стремился наверстать упущенное. Могут ли бывшие партнеры-либералы называть его предателем? «Нацдвижение», как и любая «партия власти» в Грузии, объединяло разные группы – либеральные, националистические, зачастую бесстыдно популистские. Их взгляды оказывали определенное влияние на лидеров партии, но никогда не становились для них руководством к действиям, которые были им невыгодны. Они нередко опирались на политически активных либералов в период между выборами, однако ближе ко дню голосования, пренебрегая их принципами, начинали заискивать перед консервативным электоратом и ГПЦ. Это своего рода маятник, актуальный для доминирующих партий по сей день. То же самое почти наверняка произойдет и перед следующими выборами, поэтому маловероятно, что вокруг вопроса, хотя бы косвенно связанного с ЛГБТ, сформируется монолитный оппозиционный фронт не только из-за двусмысленной позиции Саакашвили, но и других лидеров.

Попытка подмены причины отказа от предоставления статуса (разумеется, решение может быть и положительным) и переключения аудитории с «12 рекомендаций» на «ЛГБТ-пропаганду» уже обозначена. Если вернуться к незатейливым, как свинцовый кастет, метафорам уличных бойцов, – это тоже занесенная рука, которую можно перехватить. Конечно, с подобными сравнениями нужно обращаться осторожно, поскольку они нередко пробиваются в реальный мир.

17 июня несколько десятков человек, которых Вато Шакаришвили назвал сторонниками своего движения, сорвали мероприятие в молодежном лагере в Боржомском муниципалитете – в нем собирался принять участие лидер партии «Гирчи – больше свободы» Зураб Джапаридзе. Они утверждали, что их возмутили заявления политика о Патриархе. Сам Джапаридзе был атакован в Гори, и человек, взявший на себя ответственность, написал в Facebook, что «побил его за то, что он развращал наших детей, оскорблял Патриарха и Церковь». Симпатизирующий властям эксперт Леван Николеишвили (начальник Генштаба в 2005-06 гг.), оценивая эти события, написал (там же в FB), что «людям не нравится политик со спущенными штанами, который намеревается развратить их детей и научить их тому, что неприемлемо для страны и народа». А Шакаришвили заявил, что проведению мероприятия в лагере помешали люди, «не желающие, чтобы Зураб Гирчи Джапаридзе отравлял молодежь этой страны губительной либеральной превратной идеологией» (последнее прилагательное иногда обыгрывается и приобретает дополнительное значение в словосочетаниях вроде «противоестественная связь»). Подобные цитаты показывают, как с помощью стилистических приемов, расстановки акцентов и игры слов к политической повестке можно привязать чуть ли не совращение малолетних. Это выглядит так, словно правящая партия и ее союзники проводят какую-то семантическую спецоперацию. Ну, и заодно бьют оппонентов.

«Хук в печень – хорошо, – бормотал тренер: но лучше в голову, нырок – и в голову!». «Сначала – пальцами в глаза! – шептали тени в подворотнях. Сколько бы мы ни мечтали о чистой и честной политике, сегодня в ней используются все те же старые грязные приемы. И тот, кто научится считывать намерения визави, получит чуть больше шансов уцелеть на усеянном минами пресловутом холме, где никто не хочет умирать и даже жить. Такова грузинская политика, да и вся (не)спортивная жизнь.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях

Форум

XS
SM
MD
LG