СУХУМИ---Лаврентий Берия без сомнения одна из знаковых фигур 20-го века. Младший соратник и земляк Сталина, он в 1953-1956 годах прошлого века, вплоть до 20-го съезда КПСС, был как бы назначен козлом отпущения, ответственным за все преступления большивизма и сталинизма, когда об этих преступлениях в СССР вслух еще не говорили.
Но и в дальнейшем Берия так и остался в звании “палача всех народов”, с фигурой которого не сравнятся ни Ежов, ни Ягода, ни другие организаторы массовых репрессий в СССР. Хотя, как известно, при Ежове репрессии достигли своего пика. Но дело еще в том, что, если другие главы советской политической полиции были только подручными Сталина, то Берия вполне самостоятельная государственная фигура, сумевший продержаться среди первых лиц советской империи более пятнадцати лет.
В репертуаре ансамбля НКВД многие годы числилась песня Арама Хачатуряна о Берия на стихи Сергея Острового. В сочинении песен о Берия соревновались композиторы Вано Мурадели и Анатолий Новиков. А вот строчки из песни композитора Константина Поцхверашвили на грузинском языке на якобы народные слова в переводе поэта Канчели:
Как прекрасно наше небо,
Край счастливый расцветает,
Лучезарною звездой друг наш Берия сияет.
От Каспийских волн до Понта
Дал он знания свет горящий,
Для трудящихся-любимец,
Для врагов же-меч разящий
В исследовании Евгения Жирнова, опубликованном около года назад в российском журнале ”Власть”, также приводятся стихи абхазского поэта Киазима Агумаа:
О Берия поют сады и нивы,
Он защитил от смерти край родной,
Чтоб голос песни, звонкий и счастливый,
Всегда звучал над солнечной страной
Количество поэтических и песенных словословий в адрес Берия не идет ни в какое сравнение со сталинианой. Если продолжить сопоставление этих двух фигур, личность Сталина не только в Грузии, но и в России, до сих пор воспринимается неоднозначно. Более того, он вырывался в лидеры известного проекта 2008 года “Имя России.” Фигура же Берия неизменно ассоциируется с эпитетом “зловещий” и ограшена в черные тона.
С другой стороны, еще лет двадцать назад стали появляться публикации, рисовавшие Берия чуть ли не как предтечу перестройки- и послевоенную Германию хотел объединить, и важные позитивные реформы в СССР провести. Не говоря уже о цикле публикаций в прессе 1990-х годов и книгах киевского ученого Сергея Берия, многие годы носившего фамилию матери-Гегечкори. Он в последние годы жизни приложил немало усилий для создания положительного имиджа своего отца. До этого, в брежневскую эпоху, имя Берия официально упоминалось крайне редко; его старались по возможности обходить.
Легендарный кинофильм Тенгиза Абуладзе “Покаяние” стал предвестием как горбачевской перестройки, так и целого потока публикаций о Берия. Среди них и работа абхазского историка Станислава Лакоба “Сталин, Берия, Лакоба”, вошедшая в солидное московское издание “Берия: Конец карьеры.”
В 1987 году я и увлекся идеей написать рассказ, где главным героем был бы ученик Сухумской городского училища, 13-летний Лаврентий Берия. Ведь я почти каждый день проезжал мимо третьей сухумской школы, где когда-то размещалось это училище и давно удивлялся тому, что среди окружавших меня людей почти никто не знал о детских годах Берия, проведенных в Сухуми.
Впрочем, чему было удивляться. Когда-то правом считаться родиной великого Гомера оспаривали семь древнегреческих городов. Здесь все было с точностью наоборот. После июня 1953 года все упоминания о Берия, в том числе и в Большой советской энциклопедии, стали спешно изыматься, как ранее о жертвах сталинских репрессий.
Я написал задуманный рассказ, назвал его “Дорога на Чумкузбу.” Чумкузба- это название горы в окрестностях Сухуми. Я не историк, не краевед, но тут возникла ситуация, когда я понимал, что кроме меня этот вакуум никто не заполнит. Со времени учебы Берия в Сухуми прошло тогда уже три четверти века; его ровесников в городе почти не осталось. Местных историков данная тема явно не интересовала; они просто не видели смысла в ее изучении. Один мой старший коллега по работе в газете “Советская Абхазия” узнал, что я пишу рассказ о детстве Берия и до глубины души возмутился. По его непоколебимым советским представлениям, здесь могло быть что-то вроде книжки о детстве Кирова или сусальных стижков об Ильиче. Так или иначе, в конце 1980-х я выяснил немало абсолютно неследованного. Например, узнал, что у Берия было в училище прозвище-Головастик.
Но и в дальнейшем Берия так и остался в звании “палача всех народов”, с фигурой которого не сравнятся ни Ежов, ни Ягода, ни другие организаторы массовых репрессий в СССР. Хотя, как известно, при Ежове репрессии достигли своего пика. Но дело еще в том, что, если другие главы советской политической полиции были только подручными Сталина, то Берия вполне самостоятельная государственная фигура, сумевший продержаться среди первых лиц советской империи более пятнадцати лет.
В репертуаре ансамбля НКВД многие годы числилась песня Арама Хачатуряна о Берия на стихи Сергея Острового. В сочинении песен о Берия соревновались композиторы Вано Мурадели и Анатолий Новиков. А вот строчки из песни композитора Константина Поцхверашвили на грузинском языке на якобы народные слова в переводе поэта Канчели:
Как прекрасно наше небо,
Край счастливый расцветает,
Лучезарною звездой друг наш Берия сияет.
От Каспийских волн до Понта
Дал он знания свет горящий,
Для трудящихся-любимец,
Для врагов же-меч разящий
В исследовании Евгения Жирнова, опубликованном около года назад в российском журнале ”Власть”, также приводятся стихи абхазского поэта Киазима Агумаа:
О Берия поют сады и нивы,
Он защитил от смерти край родной,
Чтоб голос песни, звонкий и счастливый,
Всегда звучал над солнечной страной
Количество поэтических и песенных словословий в адрес Берия не идет ни в какое сравнение со сталинианой. Если продолжить сопоставление этих двух фигур, личность Сталина не только в Грузии, но и в России, до сих пор воспринимается неоднозначно. Более того, он вырывался в лидеры известного проекта 2008 года “Имя России.” Фигура же Берия неизменно ассоциируется с эпитетом “зловещий” и ограшена в черные тона.
С другой стороны, еще лет двадцать назад стали появляться публикации, рисовавшие Берия чуть ли не как предтечу перестройки- и послевоенную Германию хотел объединить, и важные позитивные реформы в СССР провести. Не говоря уже о цикле публикаций в прессе 1990-х годов и книгах киевского ученого Сергея Берия, многие годы носившего фамилию матери-Гегечкори. Он в последние годы жизни приложил немало усилий для создания положительного имиджа своего отца. До этого, в брежневскую эпоху, имя Берия официально упоминалось крайне редко; его старались по возможности обходить.
Легендарный кинофильм Тенгиза Абуладзе “Покаяние” стал предвестием как горбачевской перестройки, так и целого потока публикаций о Берия. Среди них и работа абхазского историка Станислава Лакоба “Сталин, Берия, Лакоба”, вошедшая в солидное московское издание “Берия: Конец карьеры.”
В 1987 году я и увлекся идеей написать рассказ, где главным героем был бы ученик Сухумской городского училища, 13-летний Лаврентий Берия. Ведь я почти каждый день проезжал мимо третьей сухумской школы, где когда-то размещалось это училище и давно удивлялся тому, что среди окружавших меня людей почти никто не знал о детских годах Берия, проведенных в Сухуми.
Впрочем, чему было удивляться. Когда-то правом считаться родиной великого Гомера оспаривали семь древнегреческих городов. Здесь все было с точностью наоборот. После июня 1953 года все упоминания о Берия, в том числе и в Большой советской энциклопедии, стали спешно изыматься, как ранее о жертвах сталинских репрессий.
Я написал задуманный рассказ, назвал его “Дорога на Чумкузбу.” Чумкузба- это название горы в окрестностях Сухуми. Я не историк, не краевед, но тут возникла ситуация, когда я понимал, что кроме меня этот вакуум никто не заполнит. Со времени учебы Берия в Сухуми прошло тогда уже три четверти века; его ровесников в городе почти не осталось. Местных историков данная тема явно не интересовала; они просто не видели смысла в ее изучении. Один мой старший коллега по работе в газете “Советская Абхазия” узнал, что я пишу рассказ о детстве Берия и до глубины души возмутился. По его непоколебимым советским представлениям, здесь могло быть что-то вроде книжки о детстве Кирова или сусальных стижков об Ильиче. Так или иначе, в конце 1980-х я выяснил немало абсолютно неследованного. Например, узнал, что у Берия было в училище прозвище-Головастик.