«Нет, пить йод для профилактики нельзя! Нет, ни в коем случае – это очень опасно и к тому же бессмысленно!»… Опытный специалист медленно преодолевал страхи и предубеждения, как заграждения из колючей проволоки, и отговаривал напуганного призраком ядерного апокалипсиса собеседника от заведомо глупых поступков. Невольным свидетелям телефонной беседы оставалось только ждать, переглядываться и бормотать, что в последнее время ужас, внушаемый призраком глобальной катастрофы, все чаще подчиняет себе умы.
Теория установки считается наиболее ценным вкладом грузинских ученых в психологию. Дмитрий Узнадзе и его ученики, рассматривая трехчастную структуру установки, выделяли чувственный образ, запускающий работу психологического механизма, который побуждает нас проецировать себя в будущее и готовит к совершению определенных действий, снижая вероятность других. Нюансы его функционирования – тема специальных исследований, но после упомянутого разговора начался спор о том, что лучше делать в похожих случаях: заставлять визави укрощать страх перед катастрофой или переключать его внимание с деструктивных шагов (таких, как упреждающее употребление йода «против радиации») на относительно безобидные, например, на коллекционирование гречки и туалетной бумаги. Все согласились, что первое важнее и честнее, но второе намного проще и может посодействовать дальнейшему прогрессу. Вспомнили еще об одном «выживальщике» – талантливом литераторе: он перестал публиковаться и не пытается преодолеть трудности в отношениях с близкими и спиртными напитками. Знакомые видят, что он превратил подготовку к глобальной войне в сверхценную миссию (все началось еще в период пандемии, но в последние месяцы усугубилось), и она, вероятно, вытесняет из его сознания проблемы, которые ему действительно необходимо решать, как что-то мелкое и второстепенное. Тут-то и прозвучала фраза «В политике происходит то же самое…»
Невозможно учесть, сколько творческой, да и попросту жизненной энергии сгорело без следа в ходе внутренней подготовки жителей Грузии к важным событиям – они, как ожидалось, должны были перевернуть основы их жизни. Слова порождали аффективные образы, запускавшие механизм формирования установок. В начале были слова: «Когда Грузия освободится», «Когда свергнем Гамсахурдия», «Когда вернется Звиад», «Когда выиграем войну», «Когда вернем Абхазию», «Когда уберем Шеварднадзе», «Когда вступим в НАТО», «Когда русские опять вторгнутся», «Когда избавимся от Саакашвили», «Когда вступим в Евросоюз», «Когда Иванишвили убежит», «Когда Россия развалится» и т. д. и т. п. После этого сотни тысяч в целом здравомыслящих, но впечатлительных людей начинали жить в состоянии постоянной готовности к некоему событию в будущем, будто бы внутри установки, обращая все меньше внимания на другие, актуальные проблемы и не замечая, что их позиция, несмотря на кажущуюся увлеченность политикой, по существу становится аполитичной, а в наиболее запушенных случаях и асоциальной. Страна тем временем продолжала пребывать в плачевном состоянии.
«Что такое эта ваша «разруха»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? – яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной деревянной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее: – Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, посещая уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат «Бей разруху!» – я смеюсь… Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев – прямым своим делом, разруха исчезнет сама собой. Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более людям, которые вообще, отстав от развития европейцев лет на двести, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны!» (Михаил Булгаков «Собачье сердце»).
Цитируя это произведение, стоит избегать некритичного, общего для постсоветского пространства умиления, во многом обусловленного характером экранизации 1988 года. Итальянская экранизация 1976-го, несмотря на старания Макса фон Сюдова, не очень ценна с художественной точки зрения, но, тем не менее, побуждает задуматься о серьезном – например, о роли интеллектуалов в процессе рождения фашизма. Фраза «должен лупить себя по затылку» кажется рецептом всеобщего спасения, но, как большинство интеллигентских сентенций, бесплодна – «галлюцинирующие» не станут лупить себя по затылку. Политические партии современной Грузии, по крайней мере, в области пропаганды, являются наследниками КПСС, привязавшей образ идеального коммунистического общества к будущему. Некоторые авторы отмечали, что значительную роль в его дискредитации сыграл лозунг Никиты Хрущева «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» и обещание (в основном) построить его к 1980 году (XXII съезд; 1961 г.), что, по их мнению, переключило граждан с созерцания идеала на критическую оценку окружавшей их действительности – они искали признаки приближения коммунизма и не обнаруживали их.
Завершая экскурс в коммунистическое прошлое, можно вспомнить забавный эпизод 1991 года. После московского путча ГКЧП компартия в Грузии была ликвидирована, и часть ее членов собралась, чтобы учредить новую организацию. Рассуждая о ее названии, ораторы отмечали, что необходимо обозначить и связь с левыми идеями, и верность идеалам национально-освободительного движения. Они увлеклись, и бывший секретарь ЦК КПГ по идеологии лишь в последний момент с возгласом «Идиоты!» сорвал голосование, едва не превратившее Коммунистическую партию Грузии в Национал-социалистическую; остальные в пылу дебатов не заметили вопиющего нонсенса. Сильной компартии не нашлось места в независимой Грузии из-за ее прошлого и позиции ее бывшего руководителя Эдуарда Шеварднадзе – в 90-х он дробил левый фланг на атомы, поскольку угроза коммунистического реванша казалась постсоветским элитам вполне реальной, однако приемы эксплуатации квазихилиастических и эсхатологических ожиданий подхватили новые партии.
Нельзя сказать, что грузинские политические организации не умеют работать с конкретными и злободневными вопросами. Ранние кампании «Гирчи» обеспечили ей успешное позиционирование, лейбористы в лучшие годы подпитывали свой рейтинг, ведя борьбу против повышения энерготарифов, Анна Долидзе, несмотря на отсутствие ресурсов, набрала на последних выборах мэра Тбилиси больше голосов, чем ожидалось, вероятно, потому, что тратила много сил на кампании, нацеленные на решение актуальных проблем (например, выступала против засилья онлайн-казино). «Нацдвижение» в начале пути действовало грамотно, продвигаясь от частных примеров коррупции и некомпетентности к общим рецептам их искоренения, и после прихода к власти уделяло большое внимание примерам улучшения положения граждан и «жизни в реальном времени». Но затем против него сработали два фактора – очевидная «передозировка» репортажей об открытии новых фонтанов, строительстве дорог и т. п., не блиставших стилистическим многообразием, и стремление успокоить напуганный политическим кризисом 2007-го и войной 2008-го электорат. В тот период партийная пропаганда начала приковывать внимание сторонников к масштабным событиям будущего, которые полностью изменят порядок вещей – будь то восстановление целостности страны или интеграция в евроатлантические структуры, и, подобно Хрущеву на XXII съезде, даже называла конкретные, нереалистичные сроки. После потери власти «Нацдвижение» не сумело вновь переключиться на локальные проблемы и «настоящее время» политики – она привязывала воображение своих избирателей к картине политического Страшного суда, который должен был последовать за возвращением в Грузию (по сути, за чудесным «вторым пришествием») Михаила Саакашвили. После того, как его посадили в тюрьму, тенденция не изменилась.
Если мы исследуем пропаганду бывшей правящей партии за последний год, то увидим, что она придала формообразующее значение двум фразам: «Когда против Иванишвили введут санкции…» и «Когда Украина выиграет войну…» Тем самым сторонников «Нацдвижения» ориентируют на некие перемены в будущем, которые зависят прежде всего от действий внешних сил, а не самих «националов», что постепенно отдаляет их от самостоятельной борьбы, к примеру, за проведение внеочередных выборов, упоминавшихся в недавнем прошлом куда чаще и, скажем так, «с огоньком». При этом оба события едва ли приведут к результату, на который рассчитывают лидеры партии, если они и впредь будут столь же инертны, как в период возвращения Саакашвили в Грузию.
«Грузинская мечта» в определенном смысле прошла обратный путь. Все начиналось с образов коренного переустройства жизни и восстановления справедливости в историческом масштабе. На заре правления ГМ так же, как и в прежние годы, возникали новые скверы, магистрали и т. д., но пропаганда уделяла им меньше внимания, что породило спорное, но распространенное в 2013-15 гг. утверждение «У них не годится пиар». Не исключено, что дело обстояло именно так, но, возможно, партия избегала «передозировки», от которой пострадала ее предшественница, и в то же время опасалась постоянно указывать на какие-то пошлые фонтаны тем, кто искренне надеялся на тотальное обновление, едва ли достижимое по объективным причинам.
В 2016-18 годах Бидзина Иванишвили частично вывел с авансцены, а частично – подчинил молодым руководителям т. н. старую гвардию «Грузинской мечты». У процесса было несколько аспектов, но важно обратить внимание на то, что «старая гвардия» эксплуатировала хилиастические (в политическом смысле) лозунги о восстановлении справедливости, тотальном очищении и фактическом переосновании государства (увольнение всех бывших чиновников, «Нюрнберг» для верхушки «Нацдвижения» и т. д.). Они прекрасно работали на предвыборном этапе, мобилизуя радикальных противников Саакашвили, однако, если бы эти идеи, несмотря на озабоченность западных партнеров, все же были реализованы после 2012 года, то вскоре у электората возник бы естественный вопрос: «А почему Грузия все же не расцвела, не стала справедливой и зажиточной?» Поэтому тех представителей «Старой гвардии», которые не ощутили смену повестки, вытеснили и/или подчинили «молодой гвардии» – ее представители (Кобахидзе и др.) не брали на себя глобальных обязательств и не ассоциировались с ними.
Может показаться, что Бидзина Иванишвили, подчинившись требованиям текущего момента, «переобул» свою партию на ходу. Но реализация радикальной программы изначально была связана с бóльшим риском, чем отказ от нее, что стало ясно еще до выборов 2012 года. После смены власти, в переходный период, Иванишвили в диалоге с зарубежными партнерами позиционировал себя в качестве единственного реального барьера, который мешает уничтожению части политического класса. Но это было побочным бонусом – главное, что раздвоение в «Грузинской мечте» по вопросу условного «Нюрнберга» не могло длиться бесконечно. И в 2016 году, с приходом в парламент «молодой гвардии», начался постепенный разворот от глобальных обещаний к осязаемым радостям жизни.
Был ли он запланирован? В 2011 году, за пару месяцев до прихода Иванишвили в политику, автора, как и нескольких его знакомых (и, вероятно, других людей), попросили в частном порядке высказать мнение о документе, в котором излагались общие взгляды по поводу создания некой идеальной партии, основы ее программы, информационной политики и т. д. Неизвестно, имел ли он какое-то отношение к последующему формированию «Грузинской мечты» или речь шла о какой-то другой партии; в нем было много позитивного, негативного, спорного, а лучше других запомнился тезис «Главная цель человека – счастливый день с семьей», масштабные цели при этом не отбрасывались, но как бы обтекались. И даже если ничего не планировалось заранее, перед глазами у лидеров «Грузинской мечты» стоял неудачный опыт «Национального движения», которое с 2007 года, и особенно после перехода в оппозицию, привязывало воображение электората прежде всего к значительным, знаковым событиям в будущем и их волшебным, по сути, последствиям.
Дороги, фонтаны, жилые массивы… Повествуя об их строительстве, «Грузинская мечта» позиционирует себя как партия мира, жизни, стабильности и маленьких мещанских радостей. Вот небольшой пример: в стране прошла серия винных фестивалей, и пропагандистская машина повествовала о них без истеричного придыхания, как бы в фоновом режиме. Эти мероприятия содержали в себе реверансы в сторону виноделов, виноградарских районов, важных для грузин символов и традиций и т. д. Не все узнали об их проведении, и не все насладились вкусом вина, ароматом хлеба и сопутствующими умиротворяющими ощущениями. Но подобные эпизоды, многочисленные, охватывающие различные целевые группы «маленькие праздники» противопоставляются ужасу внешнего мира, где падают бомбы, горят города и приводятся в готовность ядерные силы. Они сопровождаются ненавязчивым бормотанием вроде «жизнь налаживается, экономика растет» и, к примеру, цитатами из публикаций Всемирного банка вроде «Учитывая двузначный экономический рост за первые восемь месяцев года, прогноз реального роста ВВП Грузии в 2022 году увеличился до 8,8 процента вместо ожидаемых 5,5 процента, что является самым высоким показателем региона Европы и Центральной Азии». «Партия настоящего времени» работает и с будущим, но связывает с ним не некое (якобы) провиденциальное «окончательное решение» с его манихейской ясностью, а, наоборот, холодный, едкий туман неопределенности, голод, войну – глобальную ядерную или гражданскую, – что побуждает реципиентов цепляться за радости сегодняшнего дня: мимолетные, эфемерные, но очень важные для каждого человека в полном соответствии с тезисом о его «счастливом дне».
«Евросоюз снова не даст Грузии статус страны-кандидата и тогда…», – сказал в частной беседе лидер одной из «малых» оппозиционных партий, описывая какой неизбежный и мучительный конец принесет «Мечте» гнев поднявшегося на дыбы народа. Его энтузиазм казался искренним, но не вполне обоснованным. Примерное время принятия решения известно, его содержание – «Да» или «Нет» – тоже. Готовясь ко второму варианту, «Грузинская мечта» будет доводить до ума приемы, примененные после первого отрицательного вердикта Еврокомиссии, опираясь на более внушительные, чем у оппозиции, ресурсы, и постарается возложить на нее хотя бы часть ответственности, активно используя тезис «Нас хотят втянуть в войну». Сложно сказать, что сумеют противопоставить этому разобщенные оппозиционные силы, поскольку результаты их «первой кампании» не удовлетворили даже самых увлекающихся лидеров. Позже разговор зашел о периоде перед «Революцией роз». Многие заявления политиков тех лет, сюжеты телекомпании «Рустави 2» и некоторых других СМИ фактически являются учебным пособием, показывающим, как можно начать с несправедливости, допущенной по отношению к конкретному человеку, или с банальной трубы, лопнувшей в городе N, и в конце подвести аудиторию к выводу (а не сформулировать его вместо нее – это ключевое правило убеждения) «Так жить нельзя!» и даже «Долой правительство!» На вопрос, почему оппозиция сегодня так мало и как бы спустя рукава работает с социально-экономическими и правовыми, столь актуальными для жителей Грузии проблемами, оппозиционный лидер, словно обидевшись, ответил: «Как не работаем?! Это мы тоже делаем!» В том-то и суть, что «тоже»...
После «Революции роз» главным источником легитимности новых властей без всяких оговорок признавался выступивший против несправедливости народ Грузии. Позже, когда недовольство начало расти, прежде всего, из-за садистских методов силовиков, а множество избирателей приняло аргумент оппозиции о фальсификации результатов президентских выборов 2008 года, правящая партия боролась с дефицитом легитимности, доказывая, что является единственным приемлемым партнером для Запада в Грузии и как бы «помазана им на царство». Были и другие направления – попытки наладить отношения с патриархией, оседлать националистические настроения, символику, риторику и т. д., то есть сделать все то, чем занялась «Грузинская мечта» после того, как ее клюнул жареный петух в первом туре президентских выборов 2018 года. Потеряв в 2012-м власть, «Нацдвижение» (а оно, будучи наиболее сильным противником «Грузинской мечты», определяет общий тренд для оппозиции) не пересмотрело приоритеты, не вернулось к балансу факторов 2002 года и превратило зарубежную поддержку (реальную или мнимую, западную или украинскую) в важный, а затем и в ключевой фактор, подтверждающий ее претензии на власть, вместо того, чтобы, как перед «Революцией роз», поставить во главу угла волю народа Грузии. Это сильно облегчает «Мечте» работу на националистическом и уж тем более на антиглобалистском поле. Попытки Саакашвили играть на нем после отделения от «Нацдвижения» «Европейской мечты» (рассуждения о приоритете национальных интересов, демонстрация нательного креста, подражание приемам некоторых польских и венгерских политиков) были эмоционально насыщенными, но бессистемными, а другие лидеры стремились символически связать с себя с наиболее мощными политическими центрами современности и предстать перед грузинской аудиторией в качестве единственных толкователей их воли. Тяга к аффилиации – нормальное явление, но когда оно выламывается за разумные рамки, то начинает свидетельствовать о слабости политиков. Если «Мечта» может и смеет использовать в качестве контраргументов утверждения вроде «Зато я опираюсь на волю грузинского народа», значит, оппозиция на данном направлении делает что-то не так. И вообще делает что-то не так, поскольку в августовском опросе NDI у всех (!) оппозиционных партий вместе взятых показатели хуже, чем у сильно сдавшей за последнюю пятилетку «Мечты» (21% против 25% при наиболее низком проценте неопределившихся за последние два года).
Краеугольным камнем политической эсхатологии всегда была заимствованная у церковников и адаптированная к текущему моменту идея Страшного суда. Ее, стращая сторонников старого режима и вдохновляя его противников, эксплуатировали и перед «Революцией роз», и перед выборами 2012-го. А в целом фраза «Народ Грузии вынесет им приговор» активно используется с начала 90-х – в качестве Верховного судии рассматривается именно он. Было только два характерных отступления от общего правила. Лет десять назад некоторые представители вышеупомянутой «старой гвардии» поигрывали с идеей создания международного трибунала для прежних правителей, но это был скорее пропагандистский трюк, чем реальный план. А просмотрев публикации оппозиционных СМИ 2020-22 годов, можно обнаружить, что в качестве «последней инстанции» народ рассматривается все реже, а (не) вводящий санкции, карающий и милующий «Запад» все чаще. Кавычки необходимы потому, что речь идет не о реальном субъекте, а об аффективном образе, который использует пропаганда. Он тем не менее оказывает формообразующее влияние на грузинскую политику.
К примеру, на минувшей неделе большинство противников «Грузинской мечты» избрало главной мишенью встречи премьера Гарибашвили с президентом Азербайджана Алиевым и премьер-министром Венгрии Орбаном, указывая на них как на очередное свидетельство отката от демократии, притом что в стране происходили и другие важные события (борьба за пост омбудсмена, резонансные преступления, рассмотрение сомнительных законопроектов и т. д.). Это решение может показаться спорным. Во-первых, у главной оппозиционной партии – «Нацдвижения» не было пространства для маневра, поскольку Саакашвили и после ухода с поста сохранял хорошие отношения с Орбаном; в Венгрии жил разыскиваемый грузинскими правоохранительными органами экс-министр юстиции Адеишвили. Во-вторых, бывшей «партии власти» едва ли хотелось, чтобы ей напомнили о ее связях с куда более одиозными лидерами – например, с Александром Лукашенко, которого Саакашвили сначала называл диктатором, но, начиная с 2010 года, хвалил и одним из первых поздравил его с избранием после крайне сомнительных выборов, подобно Уго Чавесу и Эмомали Рахмону. В-третьих, рост транзита энергоносителей интересует жителей Грузии больше, чем внутренние дела Венгрии и Азербайджана или их отношения с кем-то еще, поскольку они связывают с ним и увеличение доходов, и гарантии укрепления безопасности. В-четвертых, рожденный еще в феодальную эпоху страх перед «геополитическим одиночеством» часто подталкивает грузин к подсознательному поиску (и даже выдумыванию) положительных результатов любой международной встречи. В-пятых, Гарибашвили контактирует не только с Орбаном и Алиевым, недавно он (как и Орбан) встречался, например, с канцлером Германии Шольцем, что затрудняет применение мощных пропагандистских аргументов типа «Загнали страну в изоляцию», которые в 2009-м принесли немало проблем «Нацдвижению» (мощных потому, что они эксплуатируют тему «геополитического одиночества»). В-шестых, речь шла об оценке чужого поступка - обычно менее эффект(ив)ной, чем выдвижение собственных инициатив. Все эти предпосылки заставляли представителей «Нацдвижения» формулировать свою позицию осторожно, с оговорками. К примеру, Леван Бежашвили сказал: «Для страны хороша любая международная активность, но Венгрия не является моделью европейской страны для Грузии… Визит в определенном смысле можно оценить позитивно, но главные международные партнеры для нас намного важнее…» Подобная двусмысленность, размытость комментариев противоречит основным принципам грузинской политики, согласно которым позиция по главному вопросу повестки должна быть четкой и однозначной.
В лучшие годы оппозиция сделала бы «венгерскую тему» фоновой, используя ее как вспомогательное средство, и сосредоточилась бы на других, более негативных фактах и оценках, вызывающих живой отклик широких масс, которым, если называть вещи своими именами, плевать на «проблему Орбана» (те, кому не плевать, и так не голосуют за правящую партию). Но сегодня она не может выйти из роли прокурора, обвиняющего власти перед лицом свободного мира (хотя его представители не собираются превращать грузинскую политику в судилище и призывают партии к сотрудничеству), и занимается злободневными для населения вопросами по остаточному принципу. Одной из причин, вероятно, является, тот факт, что Михаил Саакашвили не сумел мобилизовать внутри Грузии ресурсы, необходимые для успешной борьбы за свое освобождение, и сделал приоритетом работу с внешними силами, задав общий вектор для соратников, а те постепенно перенесли это отношение на всю политику и увлекли за собой часть «малых партий».
Доказать, что лозунги сохранения мира маскируют войну олигархии против народа, безусловно, можно. Но для этого необходимо отвернуться от допущений вроде «Когда на горе свистнет рак», запускающих механизм формирования установок, которые, поддерживая избирателей в иллюзорной готовности, на самом деле парализуют их волю. Власти тоже умеют играть в эту игру, и у них ресурсное превосходство. Их оппонентам, наверное, нужно спуститься на землю, вернуться в город N, где на улице M лопнула труба, навестить ветеранов и инвалидов, терпеливо выслушать жалобы бизнесменов и ругань рабочих, походить по грязи, изучить ситуацию, покопаться в законах, побыть с людьми и, наконец, выработать конкретные, важные для них предложения. Привлекает ли такая политика грузинскую оппозицию? Она, конечно, может выбрать и путь гипнотизера-шарлатана, который твердит с телеэкрана: «Даю установку!.. Даю установку!..», коллекционируя восторженные взгляды и старательно не замечая недовольные и насмешливые. Но легче от этого никому не станет.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум