«Вагончик тронется, гештальт останется», – эта и другие похожие шутки, наверное, рождались на факультете психологии и в свое время подтолкнули многих к книжным полкам. Одни углубились настолько, что уловили разницу между гештальт-терапией и гештальт-психологией, другим хватило пары банальных фраз о том, что желания нужно удовлетворять. Обычно эти знания оседали где-то на дне памяти под весом других, более востребованных, но в последние годы, благодаря исследованиям в области прогнозирующего кодирования (Predictive coding), старые идеи вновь стали актуальными. Ученые выяснили, что мозг не создает картину мира, последовательно складывая кирпичики информации, полученной от органов чувств, избегая значительных усилий и энергозатрат. Вместо этого после первых сенсорных сигналов он на основе представлений и прежнего опыта выдает целостный прогноз, а затем постоянно сопоставляет его с данными, поступающими от органов чувств, и корректирует (или нет). Если в соседней комнате, скрипнув, приоткроется окно, – как минимум три насыщенных образами прогноза, выстроенных вокруг сквозняка, вора и кота, будут мгновенно скомпонованы еще до того, как взгляд зафиксирует движение тени на стене, а слух уловит успокаивающее мурлыканье. Если же внезапно обнаружится, что в дом вторгся компактный дракон, сознание отбросит этот образ как галлюцинацию либо примет его и интегрирует в опыт для новых прогнозов, и в следующий раз мозг, который неутомимо конструирует гипотезы об окружающем мире на основе непрерывного взаимодействия нейронов, включит вариант с драконом в число основных.
Исследования в этой области имеют большое практическое значение для психологии и программирования, но феномен можно попробовать примерить и к политике. Когда в пятницу из России поступили сведения о выступлении группы «Вагнер» во главе с Евгением Пригожиным, тысячи людей, столкнувшись с чем-то неожиданным и не располагая достаточной информацией, принялись прогнозировать, опираясь на обрывочные, зачастую неточные знания о раскладе сил в российской верхушке, исторические параллели вплоть до мятежей Корнилова или Муравьева, и даже собственные страхи и желания (например, многим хотелось увидеть быстрый крах режима). Затем они сверяли поступавшую тоненьким ручейком информацию с первоначальным прогнозом, подгоняли под него факты или отбрасывали их и меняли его, лишь когда несоответствие реальности становилось вопиющим. Все это легко обнаружить, просмотрев публикации за 24 июня в российских (и не только) СМИ и соцсетях. Конечно, далеко не все сразу же выплеснули свои мысли в интернет; часть бывалых аналитиков и политиков молчала, понимая, что информации мало, а неучтенных факторов слишком много, однако они точно так же сопоставляли свои «стартовые» прогнозы с поступающими извне сигналами. Когнитивные сбои в ходе этого процесса неизбежны, даже если достоверных данных достаточно. «Логика иногда создает чудовищ», – писал Анри Пуанкаре; можно добавить, что, когда она не справляется, на помощь приходит перевозбужденное воображение.
Увидев на экране того или иного политика, мы обычно не знаем, что именно он скажет, но примерно представляем, чего следует ожидать – опыт обозначает границы, за которые фигурант, скорее всего, не выйдет. Ему приходится учитывать два разнонаправленных фактора: слишком предсказуемый лидер кажется скучным, слабым и от него отворачиваются, но абсолютного непредсказуемого могут посчитать опасным. Оптимальной, наверное, является «конвенциональная непредсказуемость» – она не позволяет противникам просчитать все заранее, но и не шокирует массы; она часто присутствует в грузинской политике на уровне лозунгов и очень редко – поступков. Тем не менее есть деятели, спрогнозировать поведение которых относительно сложно, и среди них – президент Саломе Зурабишвили. За пять (без малого) лет после ее избрания сторонники и противники властей будто бы поменялись представлениями о ней, их оценки нередко превращались в диаметрально противоположные. Первоначальные ожидания в обоих случаях постепенно трансформировались под воздействием новых фактов и их интерпретаций. Прогнозирование осложнялось тем, что, владея грузинским небезупречно, Зурабишвили даже в безобидных случаях часто использует словосочетания, порождающие противоречивые ассоциации и толкования. К тому же она выросла за рубежом и редко апеллирует к образам и стереотипам, которые среднестатистические грузины узнают с полуслова. Это еще больше размывает ее образ и влияет на выработку прогнозов с ее участием. За последние годы многие изменили мнение о ней, но кое-кто остался верен прежним взглядам, как, например, лидер «националов» Михаил Саакашвили. 16 июня в письме «Украинской правде» он отметил, что президент «отличается лицемерием и никогда не делает того, что не выгодно Иванишвили», и добавил: «Зурабишвили – обычная кукла Иванишвили, которую он использует для того, чтобы заговорить Западу и Украине зубы». А после того, как президент помиловала Нику Гварамия, Саакашвили, поздравив единомышленников с этим событием, ни разу не упомянул ни ее, ни сам акт помилования. Есть ли у него основания для того, чтобы обновить свои представления о президенте? И как отношение его сторонников и противников к Зурабишвили может отразиться на дальнейших процессах?
На видеозаписи встречи Саакашвили с лидерами оппозиции 11 мая 2009 года в здании МВД видно, как, вполне адекватно поздоровавшись с тремя оппонентами, он чуть ли не выдернул руку из руки Зурабишвили, и это весьма удивило, если не оскорбило ее. Влияла ли на их отношения пресловутая «личная неприязнь»? Зурабишвили не была самым опасным противником Саакашвили, состояние ее партии «Путь Грузии» всегда оставалось незавидным, и она не играла ведущей или консолидирующей роли в рядах объединенной оппозиции. Однако Саакашвили вряд ли понравилось, что она сразу же после отставки с поста главы МИД в 2005-м первой из бывших министров начала высказываться на тему «А король-то голый!» Главной причиной произошедшего считается конфликт Зурабишвили с председателем парламента Нино Бурджанадзе, и он действительно имел место, но, просмотрев прессу тех лет, можно заметить, что это объяснение удовлетворяло не всех комментаторов – некоторые из них уходили дальше, в конспирологические дебри, пытаясь найти за столкновением грузинских политиков следы внешних влияний. Никто не предполагал, что 18 лет спустя госпропаганда будет рассказывать о Зурабишвили примерно то же самое. События 2005-го в то же время являлись одним из побочных эффектов утверждения единовластия после «суперпрезидентской» конституционной реформы 2004 года и изменения атмосферы в высших эшелонах власти, оно способствовало росту напряженности в отношениях Саакашвили не только с Зурабишвили, но и с Ираклием Окруашвили, Нино Бурджанадзе, Зурабом Жвания (в этом случае столкновение не было явным, но о нем писали всю вторую половину 2004 года), Бадри Патаркацишвили, Ираклием Аласания – все они, будучи очень разными людьми, в какой-то момент отказались играть по правилам, предложенным Саакашвили. В случае Зурабишвили раздражение лидера «Нацдвижения», вероятно, усугублялось тем, что, в отличие от других грузинских оппозиционеров, она прошла школу французской дипломатии и могла эффективно представить свое мнение западным партнерам. Особенно болезненно он реагировал на критику Зурабишвили в связи с его действиями в период войны 2008 года.
Отношения Зурабишвили с новым правителем Грузии Бидзиной Иванишвили складывались непросто. В ноябре 2010-го она отошла от политической борьбы, заявив, что «в этой стране не существует минимальной демократии [необходимой] для существования оппозиции», начала работать в ООН и не приняла участия в формировании вокруг «Грузинской мечты» оппозиционного фронта, который победил на парламентских выборах 2012 года. В 2013-м она попыталась выдвинуться на пост президента, но Центризбирком попросту не зарегистрировал ее, сославшись на то, что, согласно Конституции, гражданин, занимающий этот пост не может одновременно быть гражданином другой страны (Франции). Даже если ее допустили бы к выборам, небогатому кандидату со средними агитационными навыками вряд ли удалось бы составить конкуренцию представителям двух ведущих партий. После этого Зурабишвили, вероятно, достигла договоренностей с Иванишвили (некоторые авторы, не приводя убедительных доказательств, утверждают, они были инициированы Парижем) и выиграла в 2016-м выборы в одном из мажоритарных округов столицы. «Грузинская мечта» не выставила там своего человека и оказала Зурабишвили значительную помощь, а затем, в 2018-м, поддержала ее как формально независимого кандидата на президентских выборах. Часть руководителей «Мечты», желавших увидеть на этом посту себя или своих фаворитов, была недовольна решением Иванишвили и не то чтобы саботировала работу предвыборного штаба, но – по крайней мере, в первом туре – работала спустя рукава. Победа далась нелегко; отношение противников к Зурабишвили в тот период было крайне отрицательным, они не жалели оскорбительных эпитетов, а многие сторонники «Мечты», приняв выбор Иванишвили умом, но не сердцем, не рвались защищать ее. Она так и не стала для них «своей», несмотря на участие в борьбе против Саакашвили. Сложно сказать, чем это было обусловлено в большей степени – ее уходом из политики в 2010-м, плохими ораторскими навыками и постоянными ошибками, не самым легким характером, пропагандистскими атаками оппонентов или всем вместе. Порой «мечтатели» из «старой гвардии» прямо писали, что Иванишвили ошибся так же, как в случае с предыдущим президентом Георгием Маргвелашвили, отношения которого с выдвинувшей его партией к концу срока значительно ухудшились, и неблагодарный кандидат вновь повернется к нему спиной. С недавних пор они упоенно занимаются самоцитированием.
Разногласия с правящей партией начались не сразу, и их можно было сгруппировать по двум признакам. Во-первых, они возникали в случаях, когда мнением президента и ее усеченными после перехода к парламентской республике полномочиями откровенно пренебрегали или она пыталась наполнить их дополнительным смыслом, а во-вторых, когда она делала заявления по внешней политике, которые отклонялись от «генеральной линии» – особенно заметно это было на российском направлении. Уже в 2019-м комментаторы писали о «параллельной» или «раздвоенной» внешней политике – относительно жесткие по отношению к России (намного реже – к другим странам или событиям) реплики Зурабишвили и менее конфронтационные – правительства и парламентской фракции ГМ, формировали с двух сторон пространство, в котором маневрировал Иванишвили. После начала войны в Украине и сама разница, и возможность двойной игры стали очевидны для многих; именно на нее указал Саакашвили, предположив, что Зурабишвили «заговаривает зубы» Западу и Украине. Критика действий правительства на северном направлении быстро ужесточалась – кульминация наступила во время речи президента 26 мая 2023-го, в День независимости, когда дело едва не дошло до открытого конфликта на торжественном мероприятии. Эту риторику уже нельзя было рассматривать как направленную сугубо за пределы страны, она обрела внутриполитическое измерение так же, как и критика в связи с буксующей евроинтеграцией или законом «Об иноагентах». Она сопровождалась наложенными на те или иные законодательные решения вето и все более конкретными предложениями по переходу к жесткой линии в отношениях с Россией (в этом плане весьма характерными были заявления Зурабишвили в день пригожинского мятежа, что бы он из себя не представлял на самом деле). Наконец, она помиловала Нику Гварамия, и многие из тех, кто голосовал за нее в 2018-м, заговорили о том, что Зурабишвили предала их. И наоборот – люди, которые пять лет назад оскорбляли ее в унисон с пропагандой «националов», принялись хвалить ее и повторять, что возлагают на нее большие надежды. Что произошло? Изменилась ли сама Зурабишвили или изменился ее образ в сознании прежних сторонников и противников?
Бывший гендиректор «Рустави 2» Ника Гварамия был уволен в 2019-м после серии разбирательств в грузинских судах и ЕСПЧ, в результате которых телекомпания вернулась к одному из прежних владельцев – в годы правления Саакашвили их в «добровольно-принудительном» порядке дважды заменили на более лояльных властям. Прокуратура утверждала, что Гварамия злоупотребил служебным положением и с помощью одного рекламного контракта получил в фактическую собственность дорогостоящий автомобиль, а заключив другой - нанес компании серьезный финансовый ущерб. 16 мая 2022 года суд признал его виновным в совершении преступлений, предусмотренных 220-й статьей УК Грузии, и лишил его свободы сроком на 3,5 года. Западные партнеры неоднократно описывали это дело как политически мотивированное. Они не называли помилование непримиримого противника «Мечты» предусловием положительного вердикта по вопросу предоставления Грузии статуса кандидата в члены ЕС, но эксперты нередко писали, что тема все же присутствует в повестке и было бы лучше, если бы Гварамия помиловали. Зурабишвили сделала это непосредственно после слушаний по проблемам евроинтеграции Грузии, что не позволяло сделать какие-то альтернативные выводы о контексте ее решения. Ее хвалили и послы западных стран, и представители европейских структур, и омбудсмен, и оппозиционеры за исключением Саакашвили, который предпочел не упоминать ее. А его противников обуял гнев – многие из них считали Гварамия врагом задолго до того, как он начал критиковать «Мечту» с телеэкрана, поскольку в годы правления «Нацдвижения» он был высокопоставленным чиновником, оправдывал действия Саакашвили, а в 2007-м, в ранге заместителя генпрокурора, предстал перед зрителями в фильме «От ноября до ноября» – в нем тогдашнюю оппозицию обвинили в связях с Москвой и обслуживании ее интересов. Эти люди расценили действия Зурабишвили как измену и сочли себя оскорбленными из-за того, что она не объяснила, почему приняла такое решение (как сделала это, например, когда помиловала Окруашвили и Угулава). Госпропаганда подливала масла в огонь – одни спикеры рассуждали о том, что президента подчинили своей власти глобальные кукловоды (там кукла, тут кукловоды – конфликтующие стороны эксплуатируют одну метафору), другие утверждали, что радикальные противники «Мечты» скоро используют Зурабишвили для легитимации (якобы) намеченной на вторую половину года попытки переворота. Лидеры правящей партии дистанцировались от ее шага, подчеркивая, что не ожидали его и о предварительном согласовании не может быть и речи. В то же время политолог Корнели Какачия в интервью «Нетгазети», упомянув визит премьер-министра Ираклия Гарибашвили в Брюссель, не исключил, что правительство согласилось с освобождением Гварамия. «Они не хотят раздражать своих избирателей, впрочем, освобождение Гварамия не является большой проблемой для властей в отличие от освобождения Саакашвили», – сказал он.
Позиция Зурабишвили в данном вопросе может быть одной из причин резко отрицательного отношения к ней Михаила Саакашвили. Он наверняка помнит ее резонансную реплику (03.11.21) «Нет и никогда!» по поводу его помилования. «Бывший президент не соответствует ни одному критерию политического заключенного и невинной жертвы», – добавила она. С тех пор ее риторика по данному вопросу стала более обтекаемой, но она тем не менее пока не позволяет Саакашвили надеяться на помилование. У проблемы помимо политических, есть и юридические и психологические аспекты. Президент обладает широкими полномочиями в сфере помилования, однако регулирующий президентский указ №556 (26.11.19) гласит, что «президенту не представляется дело о помиловании осужденного… который осужден за совершение двух и более преступлений и не отбыл половину установленного срока лишения свободы в пенитенциарном учреждении» (ст. 2 п. 3 пп. б). Некоторые симпатизирующие Саакашвили юристы оптимистично предполагают, что Зурабишвили сможет обойти препятствие. За последние полтора года их оптимистичные прогнозы редко сбывались, но, если что-то подобное все же произойдет, это вряд ли приведет к освобождению Саакашвили. В данный момент он осужден за злоупотребление служебными полномочиями (в рамках дела Гиргвлиани) и организацию нападения на депутата Валерия Гелашвили. Но есть и другие дела, по которым вердикт суда еще не вынесен, связанные с растратой бюджетных средств, захватом телекомпании «Имеди» и незаконным пересечением границы в 2021-м. Если Зурабишвили каким-то образом все же помилует Саакашвили, прокуратура, скорее всего, тотчас обратится в суд, чтобы лишение свободы было назначено ему в виде меры пресечения в рамках одного из рассматриваемых дел. Вероятность того, что после этого он вернется за решетку, весьма велика, хотя его сторонники в Грузии и за рубежом получат возможность усилить борьбу за его освобождение, используя процедурные нюансы и политическое давление (до сих пор они в ней не преуспели). В последнее время шансы на помилование могли снизиться, поскольку «националы» стали намного меньше говорить о том, что Саакашвили находится при смерти и его надо освободить по гуманным соображениям, а сам он заявил, что намерен заняться политикой (что едва ли возможно при тех проблемах со здоровьем, о которых его адвокаты и родственники рассказывали ранее). Но, с другой стороны, «националы» возлагают большие надежды на «бунт» Зурабишвили против Иванишвили и прилагают все усилия, чтобы описать помилование Саакашвили как еще одно «невидимое предусловие» успешной евроатлантической интеграции. «Грузинская мечта» опровергает и высмеивает их. Саломе Зурабишвили пока молчит.
В этой точке соприкасаются два нереализованных желания или, если угодно, незакрытых гештальта. Сторонники Саакашвили хотят увидеть, как он вернется к власти и считают его освобождении из тюрьмы ключевым этапом. Многие из них стремятся подогнать любые новые данные под этот, выработанный их коллективным сознанием позитивный прогноз, а противоречащую ему информацию обычно отбрасывают, так как она вызывает дискомфорт. А значительная часть их противников как минимум с 2011 года мечтает о политической аннигиляции «Нацдвижения» и его лидера, и «Грузинская мечта» раз за разом подбрасывает им образы внутренних и внешних врагов, которые якобы изо всех сил препятствуют этому – с недавних пор госпропаганда сделала одним из них Саломе Зурабишвили. Между противоположными полюсами и неосуществленными желаниями возникают силовые линии – из них, собственно говоря, и соткана внутренняя политика Иванишвили с 2012 года и до сего дня.
Такие возгласы как «Марионетка!» или «Изменница!» зачастую маскируют нежелание корректировать первоначальное представление о Зурабишвили и связанные с ней прогнозы на основе новой информации. Она, безусловно, многим обязана Иванишвили, но, подобно большинству политиков, со временем принялась искать ресурсы, которые позволили бы ей добиться автономии, а то и независимости. Но из этого вовсе не следует, что она полностью игнорирует его позицию – такие предположения обычно основаны не на анализе, а на желании увидеть падение власти.
«Автономизация» президента, конечно, создает угрозы для Иванишвили, и они более весомы, чем в случае предыдущего президента Георгия Маргвелашвили, который так и не продвинулся дальше риторических и символических демонстраций, впрочем, тогдашний баланс сил вряд ли позволял ему большее. Зурабишвили действительно может совершить некий неприятный и даже фатальный для «Грузинской мечты» поступок в критический момент. Ее потенциал кажется незначительным, но, если мы вспомним о действиях президента Армена Саркисяна в 2018 году, в период политического кризиса в Армении, то увидим, что, несмотря на скромные полномочия, он все же поспособствовал смене власти, притом что старался вести себя как возвышающийся над схваткой арбитр, озабоченный сохранением гражданского мира. Зурабишвили оппонирует правительству более яростно, что не только создает угрозу, но и предоставляет «Грузинской мечте» определенные возможности.
Саломе Зурабишвили, подобно бывшему премьеру Георгию Гахария или лидеру «Лело» Мамуке Хазарадзе, несмотря на огромные различия между ними, привлекает внимание тех людей, которые хотят покончить с «Грузинской мечтой» так, чтобы не допустить возвращения к власти «Нацдвижения», будто бы руководствуясь принципом «Нет и никогда!» Жизнь в демократической, стремительно европеизирующейся стране без этих двух партий во власти – еще один зияющий гештальт множества избирателей. Усиление (отнюдь не единого) «третьего лагеря» с помощью тех или иных фигур увеличивает вероятность конфликта между ними и «Нацдвижением», тем более если взаимодействие начинается с реплик типа «кукла Иванишвили». Саакашвили бросил ее в адрес единственного человека, который (пусть теоретически) может вернуть ему свободу на законном основании. Надеялся ли он, что Зурабишвили примется доказывать противоположное? Или он увидел в ней «троянского коня», которого противники Иванишвили радостно и беспечно втаскивают в свой лагерь? Как бы то ни было – фактор гипотетического «президентского бунта» может не только помочь оппонентам власти, но и внести хаос в их нестройные ряды, и «Грузинская мечта» попытается воспользоваться им, чтобы преодолеть связанный с евроинтеграцией кризис и выиграть парламентские выборы. Развитие ситуации пока допускает оба варианта.
Политики меняются, а значит, необходимо обновлять и представления о них, и связанные с ними прогнозы, поскольку жизнь непременно опровергнет статичные, основанные на старых впечатлениях построения. Процесс требует определенных усилий и даже мужества для признания прежних ошибок, а посему многие чувствуют себя спокойнее, рассуждая о куклах и кукловодах и мысленно лишая неприятных им людей свободы воли и права на удовлетворение собственных желаний. Это самое глупое и опасное, что можно сделать в грузинской политике, которая не прощает ошибок и не верит слезам.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум