За 15 лет после августовской войны выросло целое поколение. Тогда они еще не ходили в школу, теперь они самостоятельные люди: учатся, работают, а в случае Георгия Изойты обучают и других – осетинскому языку. «Эхо Кавказа» побеседовало с молодым журналистом из Гори, чья семья после войны вынуждена была покинуть свой дом, но так и не получила «статус беженца».
– Сколько лет вам было, когда случилась августовская война, что вам запомнилось больше всего?
Я помню, когда все это началось, отключили электричество, телевизор больше не показывал, связи не было вообще, и так мы догадались, что все, уже началась война
– Мне было шесть лет, когда началась эта война, в 2008 году. Мы были в селе, это Цхинвальский район, село Вилда. Почти все, что там случилось, я помню хорошо. Там, в нашем ущелье, таких конфликтов не было. Потому что наше село граничит с осетинскими селами. Там мы и русских не видели, можно сказать, войны мы не видели, но все, что происходило в Цхинвали, мы видели на расстоянии, мы слышали все эти обстрелы, как ракеты летали – все это мы видели. Но в нашем селе ничего такого не было.
Я помню, когда все это началось, отключили электричество, телевизор больше не показывал, связи не было вообще, и так мы догадались, что все, уже началась война.
– Я правильно поняла, ваше село не попало под обстрелы? Когда вы покинули ваше место жительство?
– Да, во время войны мы были в селе. Уже потом, когда начали закрывать все эти дороги, мы подумали, что уже не сможем выйти... Ну, еще мне было шесть лет, время поступать в школу. А в нашем ущелье школы не было. И поэтому решили уйти, покинули село. Но нам не дали статус беженца. Потому что моя мама, когда поступала в университет, в 90-е, она сделала прописку в Горийском районе, в селе Меджврисхеви. Вот из-за этой прописки (регистрации) нам не дали статуса. Якобы мы проживали в селе Меджврисхеви. У нас до сих пор нет статуса (вынужденного переселенца). Я сам родился в Цхинвали, рос в селе Вилда.
– Георгий, если вы родились в Цхинвали, то вам хотя бы должны были предоставить статус ВПЛ. В нем тоже отказали?
– Да, я в Цхинвали родился, после моего рождения мы проживали в селе Вилда, и после войны покинули это село. Так как отказали маме в статусе, думаю, уже не имело смысла обращаться снова.
– Вы где остановились тогда?
– Мы уехали в Тбилиси, где-то пять-шесть месяцев проживали в здании музыкальной школы, там, где до этого жили беженцы из Абхазии, Южной Осетии, их много было. Мы тоже там жили. В первый класс тоже там пошел. Это улица Самгерети, на Лоткине (старый район Тбилиси). И потом нас переселили в Горийский район, это село Скра. Там 11 лет мы жили в здании детского сада. В селе Скра я закончил среднюю школу, и вот уже пятый год живем в Гори. У нас до сих пор нет дома, квартиры. Мы снимаем квартиру.
– Как вы пережили, что государство не оказалось рядом с вашей семьей, как вы все эти годы жили?
– Отец не живет с нами, и тогда тоже не жил с нами. Все тянула мама, она работала и дома, шила одеяла. Это заслуга мамы, что как-то выжили. Сейчас уже и я работаю.
– Вы стараетесь популяризовать осетинский язык. У вас онлайн-курсы. Как у вас появилась эта идея?
Когда написал, что начинаю преподавать осетинский язык бесплатно, появилось 200 или 300 комментариев, мне писали, что хотели бы изучать осетинский язык
– У меня сначала была просто группа осетинского языка в соцсети. Просто делал какие-то публикации, уроки, выкладывал посты. А потом подумал, почему бы не начать онлайн-курсы. Когда началась пандемия и вся система образования перешла на дистанционное обучение, я и подумал, почему бы и нет? Zoom уже был известен. Когда написал, что начинаю преподавать осетинский язык бесплатно, появилось 200 или 300 комментариев, мне писали, что хотели бы изучать осетинский язык. Это были и осетины, которые не знают свой родной язык, и грузины, как из Грузии, так и с Северной и Южной Осетии.
– Вы сами как выучили осетинский язык? Как я понимаю, у вас грузинское образование?
– Я осетинский знаю с детства, это мой родной язык. Несмотря на то, что я в осетинскую школу не ходил, бабушка у меня осетинка, она меня научила, а потом и я сам в интернете искал какие-то правила грамматики. Многому я сам научился, и до сих пор, когда я преподаю, каждый урок для меня тоже урок, я тоже учусь новому, и это продолжается.
– Сколько времени вы уже занимаетесь преподаванием осетинского языка? Много желающих?
– С 2019-го, получается четыре года. Да, желающих много, но не у всех есть время, времени нет, но интерес, конечно, есть. Вот как начал с 2019-го, не было ни одного года, чтобы у меня не было учеников. Количество учеников начинается от пяти до десяти, двадцати. Но когда в группах, в мессенджере делаю чаты, там до 100 человек собираются.
– Вы также занимаетесь переводами новостей с грузинского на осетинский...
– Да, я уже четвертый год работаю осетиноязычным журналистом в Информационном центре Шида Картли, Qartli.ge – Ирон Xабӕрттӕ (осетинские новости). Моя работа началась с того, что мы стали снимать репортажи в осетинских селах, которые остались в районах Гори, Хашури, Каспи, Карели. Там остались осетины, и мы предоставляем им возможность говорить о своей жизни на своем языке. Еще я работаю там переводчиком, перевожу статьи, интервью, видео – как на грузинском, так и на осетинском языках.
– Переводить все-таки сложно, как у вас это получается? Появляются ли специалисты, которые делают вам замечания, что у вас недостаточная лексика, нет профессионального знания осетинского? Там есть еще проблема – современные термины, которые на кавказские языки трудно перевести. Как вы справляетесь с этими трудностями?
Осетинский очень богатый язык, потому что он не кавказский язык, это индоевропейский язык, а индоевропейские языки очень богаты и близки друг другу
– Такой проблемы в осетинском языке в основном нет. Потому что осетинский очень богатый язык, потому что он не кавказский язык, это индоевропейский язык, а индоевропейские языки очень богаты и близки друг другу. Вот, к примеру, осетинский язык очень близок к английскому, европейскому языкам. Так что для меня такой проблемы с осетинским языком нет. Конечно, у каждого переводимого материала есть своя специфика, лексика. Например, у ежедневных новостей – одна, у художественной литературы – другая. Я работаю и над литературными переводами, сейчас перевожу на грузинский одну из новелл Сека Гадиева (один из основоположников осетинской прозы, 1855-1915).
– В этих начинаниях чувствуете ли вы какую-то поддержку со стороны местных властей, государства? Есть научные центры, кафедры в вузах, вы с кем-нибудь сотрудничаете или все делаете, опираясь лишь на энтузиазм?
– Нет, я сам, как вы сказали, это только мой энтузиазм и больше ничего.
– Георгий, вы сказали, что общаетесь много с осетинами, оставшимися на подконтрольных грузинским властям территориях. О чем они рассказывают, как они живут?
– Я много общаюсь с теми осетинами, которые остались в Грузии. Вы знаете, что в 90-е был этнический конфликт, и очень много осетин были вынуждены покинуть Грузию, свою родину. И многие жалеют. Не все, конечно, но очень большое количество осетин, которые покинули Грузию, жалеют, потому что они потеряли свой дом, уже не могут вернуть свои земельные участки, дома, потому что в архивах уже этого (документов) нет.
Я сейчас во Владикавказе нахожусь и тут тоже общаюсь, конечно же, с осетинами, которые из Грузии. И они просто потеряли родину, так могу сказать. Есть такая программа, по-моему, сейчас этим занимается Human Rights Center (НПО «Центр по правам человека»), – программа реституции...
– Во время своего президентства Михаил Саакашвили призвал этнических осетин вернуться в свои дома в Бакуриани, Митарби, в другие места, но откликнулись немногие, и у вернувшихся осетин возникли, в том числе, и бюрократические проблемы, насколько я помню. Сейчас этими проблемами этнических осетин в основном занимается правозащитная НПО?
– Да, они и в парламенте были. Но я не знаю, стоит ли этот вопрос на государственном уровне, я не знаю. По-моему, нет.
– Георгий, вы сказали, что сейчас во Владикавказе, вам комфортно? Нет упреков к со стороны грузин или осетин, вы не чувствуете какую-то дискриминацию, если можно так сказать?
– Нет, конечно же, нет.
– Вы надолго там останетесь?
– Ну... временно пока.
– Спустя 15 лет у вас есть возможность поехать во Владикавказ, но, насколько я понимаю, вы не сможете попасть ни в Цхинвали, ни в ваше село?
– Нет, никак.
– Вы думали, где можете оказаться еще через 15 лет, как и где вы себя видите? Это интересно, во время войны вы были ребенком, теперь уже взрослый, вы стали избирателем, голосуете на выборах. Как вам представляется будущее?
Спустя 15 лет я чувствую, думаю, что тот день, когда все эти границы откроются и люди начнут свободно жить, уже близок
– Спустя 15 лет я чувствую, думаю, что тот день, когда все эти границы откроются и люди начнут свободно жить, уже близок. Потому что эта война, которая на Украине очень повлияла на людей, они начали уже думать, что так, как эти 15 лет они прожили, дальше жить просто невозможно. И уже начали думать и в Цхинвали, и, конечно же, и в Тбилиси, и в Гори, что уже пора. Но думают ли так люди, которые у власти, не могу сказать.
Я после войны и в Тбилиси жил, и в Гори, и в селе, но моя жизнь... как это сказать... конечно, было много трудностей, были и веселые времена, но сейчас я считаю, что, я – счастливый человек. Я работаю, учусь, у меня есть свой путь, и я продолжаю жить.
Форум