Уже почти два года мир, а вместе с ним и Грузия живут в режиме пандемии. Все это время развлекательная сфера и сфера культуры находились под прессом периодически вводимых, а потом временно ослабевающих ограничений. Чем запомнился этот год и как изменилось ведомство, отвечающее за культуру, с приходом туда бывшей главы Минюста Теи Цулукиани?
Режиссер смотрит в небо
В марте с Берлинского кинофестиваля пришли хорошие новости: картину грузинского режиссера Александра Коберидзе «Что мы видим, когда смотрим в небо?» отметили призом жюри кинокритиков FIPRESCI. Это первый полнометражный грузинский фильм, попавший в основную конкурсную программу Берлинале после 1993 года (тогда Серебряного медведя получил Темур Баблуани за картину «Солнце неспящих»).
«Что мы видим, когда смотрим в небо?» собрал много хороших откликов в международной прессе. Кинорежиссер и сценарист Джонатан Ромни в своей статье для Screen Daily описывал «Что мы видим, когда смотрим на небо?» как «радостный и неуловимый полет фантазии Александра Коберидзе».
«С одной стороны, это баллада о влюбленных, которых поразило таинственное проклятие; с другой – неторопливое, извилистое воспоминание о жизни грузинского города; а с третьей – саморефлексивное исследование повествования, реальности и способности изображения трансформировать повседневность».
В интервью «Эху Кавказа» сам Коберидзе рассказывал, что это фильм, в котором переплетается сразу несколько историй:
«Мы постарались показать эти небольшие истории таким образом, чтобы они не казались менее важными, чем главная линия. Но главное, что этот фильм – своего рода сказка. Сказка современная. Что касается главной линии, во всяком случае, именно с этого начинается фильм: молодой мужчина случайно столкнется с женщиной на улице несколько раз. Он футболист, она работает в аптеке, и вечером, когда они будут идти домой, снова столкнутся. Тогда уже они оба поймут, что хотят увидеться еще раз. Договорятся встретиться на следующий день, но все будет происходить так быстро, что они не успеют ни о чем спросить друг друга – ни имен, ни где живут, ничего. Просто договорятся встретиться в определенном месте. Но в это время в городе не спят некие силы, которые решат, что им больше не следует видеться. И на следующий день они проснутся в телах других людей».
Действие фильма развивается в Кутаиси. По словам режиссера, перед началом съемок он год прожил в этом городе, хотя до этого толком там даже не бывал, – и был очарован его атмосферой:
«В фильме довольно много времени отведено городу. Городу – не столько как архитектуре, сколько его настроению. Настроению и ритму, который в Кутаиси очень отличается от, скажем, тбилисского. Мы все время искали такие места для съемок, где на заднем или переднем плане можно было бы увидеть такую часть города, в которой могло произойти нечто незапланированное нами. Пытались оставить пространство для случайностей, которые ежедневно происходят в городе».
По словам режиссера, в качестве формы повествования он выбрал сказку неслучайно: это, как он считает, лучший способ для того, чтобы показать и воспринять реальный мир. Александр Коберидзе не исключает, что в будущем он может приступить к работе над детским фильмом.
«Я бы очень хотел снять фильм для детей. Я очень давно не видел грузинский детский фильм. Негрузинские фильмы для детей есть, но и среди них я давно не видел такого, что очаровало бы меня. По большей части это анимационные фильмы, а художественных фильмов для детей действительно давно не видел. Думаю, что если не следующий, то фильм, который буду снимать после него, попробую снять именно в этом жанре», – рассказывал режиссер после кинофестиваля.
Вопреки ожиданиям части грузинских кинокритиков «Что мы видим, когда смотрим в небо?» не был отправлен Грузией на соискание премии «Оскар». Жюри сделало выбор в пользу картины Левана Когуашвили – «Четвертый Брайтон». Как рассказывал режиссер грузинской службе Радио Свобода летом, после того, как его фильм получил три приза (лучший фильм, лучший актер, лучший сценарий) на международном кинофестивале Трайбека, «Четвертый Брайтон» – это история о грузинах, живущих в эмиграции.
«Любой сюжет во всех моих фильмах – будь то «Прогульщики», «Слепые свидания» или документальный фильм, – это повод, чтобы показать сцены из современной грузинской жизни. Не имеет значения, в Нью-Йорке это будет или условно в маленьком селе у Гори. Фактически «Брайтон» создан из моих студенческих зарисовок. Когда я жил в Нью-Йорке и учился в киноакадемии, мне нужно было выбрать рабочую тему, и эмиграция стала каким-то естественным выбором. История отца, который приезжает из Грузии, чтобы спасти сына, – именно того времени, 2005-2006 годов», – рассказывал режиссер.
Я – артист
Именно в фильме «Четвертый Брайтон» грузинский актер Кахи Кавсадзе сыграл свою последнюю кинороль. Легендарный артист ушел из жизни в апреле.
«Я – артист. Кахи Кавсадзе. Каждый артист – лицедей. Артистичность я унаследовал от матери, музыкальность – от отца. Хотя отца я впервые увидел в 10-летнем возрасте. В КГБ», – произносит актер в документальном фильме Наны Джанелидзе «А есть ли там театр?»
Этот фильм – краткая история жизни Кахи Кавсадзе и его семьи, рассказанная им самим. Это история его предков, передававших из поколения в поколение традицию многоголосного пения, история родителей, которых разделила война: отец сперва попал в плен к фашистам, вернувшись в СССР, был арестован и сослан. В ссылке он скончался.
Режиссер фильма «А есть ли там театр?» Нана Джанелидзе в апреле рассказывала «Эху Кавказа», что то, как в одном человеке может уместиться целый театр, она осознала еще на съемках ее фильма «Колыбельная», в котором Кахи Кавсадзе сыграл роль дедушки. Однажды, вспоминала режиссер, отключили свет и Кахи всю ночь напролет им, нескольким членам съемочной группы, рассказывал истории из жизни великих актеров.
А в нулевых, вспоминала Нана Джанелидзе, она попала на моноспектакль Кавсадзе, в котором артист открывал истории его семьи – уже не опасаясь цензуры или каких-то последствий. Большая сцена театра Руставели ей тогда показалась слишком маленькой для столь личного рассказа большого артиста, и она предложила ему снять документальный фильм:
«Это была судьба одного человека, которая в то же время умещает судьбу всех этих миллионов, которые прошли через ГУЛАГ, получили клеймо «сын врага народа»… И все-таки он из этой трагической судьбы вынес большую радость. Кахи, почему мы все его так любим? Потому что он был носителем огромной радости – радости жизни, радости бытия, радости быть мужчиной, радости быть влюбленным, и все это он как-то излучал. Светлейший, радостный, не колющий. Он очень любил, когда были какие-то победы у других, творческие победы. Он умел восторгаться другими».
Спустя несколько месяцев после кончины Кавсадзе из жизни ушел и Резо Габриадзе – автор сценариев более чем 35 фильмов, среди которых «Не горюй», «Мимино», «Необыкновенная выставка» и «Кин-дза-дза».
«Никакого выбора нет. Вы рождаетесь – вас не спрашивают, вы умираете – вас не спрашивают. О каком выборе и свободе вы говорите? У вас есть единственная свобода – пакостничать. Или не пакостничать. Свобода безгранична – она и в космосе свобода, и в мире малых величин».
В мире малых величин Резо Габриадзе, о котором он говорил в этом интервью Радио Свобода более 10 лет назад, на самом деле не было ничего малого, второстепенного. Там все, каждая на первый взгляд незначительная деталь имела свой объем, характер и настроение: равноправными героями целой жизни, а не просто повествования, становились те, кто, казалось бы, никогда не должен был бы – предметы, животные, птицы и даже портреты со стен. Рассмотреть живое в неживом, услышать его историю, проникнуться ею и впустить в свою жизнь обычно дается лишь детям. Или тем, кто сумел остаться немного Питером Пеном во взрослой жизни.
Сын Резо Габриадзе Лео Габриадзе долго уговаривал отца собрать его рисунки и истории о детстве в цельный рассказ. И в 2017 году вышел фильм «Знаешь, мама, где я был?»
«Я был маменькиным сыночком. У меня был воротничок чистый. Ходил я один всегда. Со старшими всегда говорил на «вы». Вся драматургия моей тогдашней жизни заключалась в том, чтобы как-нибудь дойти до школы без конфликтов. Я выглядывал из подъезда и ждал момента, чтобы добежать до следующего укрытия. Ведь только что кончилась война, и радости у людей было мало», – рассказывал Резо Габриадзе в фильме-воспоминании «Знаешь, мама, где я был?»
40 лет назад сказочный мир Резо Габриадзе обрел точный адрес и дом. Его так и называют: театр Резо Габриадзе, или же Тбилисский театр марионеток – с покосившейся башенкой и самыми маленькими часами в городе. Театр, где идут всего четыре спектакля, но билеты на них всегда в дефиците. Еще у театра есть свой девиз – Extra Cepam Nihil Cogito Nos Lacrimare, или «Пусть слезы у нас будут только от резки лука».
«Это был человек, который все создавал сам. Даже самые простые вещи в его театре – я не говорю о марионетках и куклах – сделаны им. Если бы не было Резо Габриадзе, ни Эльдар Шенгелая, ни Гия Данелия не были бы такими, какими стали вместе с ним (…) Из его произведений, из каждого его слова исходит благородство. Он играл с обществом и, как сказки, рассказывал истории людей, попавших в самые безвыходные ситуации», – рассказывала искусствовед Лела Очиаури.
Гоминиды
Этим летом ученые из Национального музея Грузии объявили о находке, сделанной близ села Квемо Орозмани Дманисского муниципалитета. Они нашли там очаг обитания древних гоминидов. Непосредственно останки древних существ пока еще не найдены, но обнаруженные в этом месте артефакты, по мнению археологов, указывают на то, что там 1,77-1,84 миллиона лет назад была стоянка древних людей.
Вычислить предположительный «возраст» стоянки помог зуб саблезубого тигра – именно его ученые обнаружили первым. Известно, что эти животные прекратили свое существование на Южном Кавказе полтора миллиона лет назад.
Помимо костей животных в ходе раскопок были обнаружены и древние артефакты – каменные орудия, использовавшиеся для добывания пищи и ее разделывания. Ученые убеждены, что найти останки тех, кто применял их, – а именно древних гоминидов, – вопрос времени. Возможно, они окажутся «родственниками» Зезвы и Мзии – древних людей, найденных еще в 90-х в Дманиси, примерно в 20 километрах от того места, где велись раскопки этим летом.
Как, предположительно, выглядели и чем занимались древние люди, которых археологи ищут в Орозмани? По словам Георгия Бидзинашвили, археолога и палеоантрополога Национального музея Грузии, они ходили на двух ногах, были не очень высокого роста – примерно 130-140 сантиметров. А объем их мозга составлял около 650-750 кубических сантиметров. Для сравнения: мозг человека примерно в два раза больше. Жили они группами. Охотились на небольших животных, а также питались падалью – доедали добычу за хищниками.
«Я могу смело сказать, что это открытие десятилетия. Это открытие, которое очень скоро будет опубликовано в известных международных журналах. Это наследие не только Грузии. И это не только вопрос археологии. Здесь и биология, и генетика, и геология. Ведется мультидисциплинарное исследование. В случае с этим памятником речь идет о нашем происхождении. Мы ведь эксперимент природы. Понадобилось очень много видоизменений, чтобы человек стал доминантным существом на планете. И то, как это произошло, один из ключей к этому у нас здесь, в Грузии, в Дманиси, и теперь еще в Орозмани», – рассказывал ученый «Эху Кавказа».
Гелати непрофессионалов
В центре скандала в этом году оказался монастырский комплекс Гелати, входящий в список объектов Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО. Работы по консервации и реабилитации памятника проводятся уже около 10 лет, впрочем, вопросы к качеству их осуществления есть даже у самого заказчика – Национального агентства по защите культурного наследия Грузии. Агентство оштрафовало две компании («Международный центр искусства» и «Икорта 2007») после того, как с собора Рождества Пресвятой Богородицы, входящего в комплекс, ветром сорвало часть временного перекрытия. Глава агентства Николоз Антидзе тогда сетовал на «катастрофический дефицит» в профессионалах этого профиля:
«Часть из них не осознают важность этого памятника, и мы видим халатное отношение, которое они проявляют к нему. Я лично включился в (процесс) мониторинга (конечно, вместе со специалистами), чтобы контроль над качеством проходил строжайшим образом. В связи с нехваткой специалистов в этой отрасли, следует задуматься, не объявить ли мораторий на процесс реабилитации. Но результат может быть еще печальнее из-за ухудшения положения (комплекса)».
Как бы то ни было, за положение, в котором оказался комплекс, ответственно государство, полагают специалисты. Любой процесс реабилитации памятника, объясняла Цира Элисашвили, представляющая НПО «Тбилисис Амкари», включает в себя несколько этапов. Это – исследовательские работы, проектирование, затем работы, осуществляемые по этому проекту и, собственно, мониторинг, который должен сопутствовать каждому из этих этапов. В случае с Гелати ни один из этих этапов, по мнению Элисашвили, не был пройден должным образом.
И если символом отношения предыдущих властей к культурному наследию стал храм Баграта, который в конечном счете был исключен из основного перечня объектов Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, то для нынешних властей таким символом станет Гелати, считает она:
«Там (в случае с Багратом) речь шла о подходе. Здесь же речь не о нем, а о самом элементарном – о том, что должны знать второкурсники Академии художеств или ГПИ: что значит проектирование, что за ним следует и как важен мониторинг. Вот ничего из этого государство не сделало. Не забывайте, что речь идет не о бюджетных деньгах. Это помощь, выделенная международными (организациями), посольствами. С репутационной точки зрения – если говорить о потенциальных донорских организациях сейчас – репутация государства уже испорчена. Средств, перечисленных на проектирование и осуществление последующих работ, было достаточно, но получилось так, что ни на одном из этапов мы не сделали того, чего мы ожидаем от любого простого архитектора в Тбилиси, Батуми, Кутаиси и т.д. Государство этого не сделало».
«Некультурный» министр культуры
Шквал критики в этом году обрушился и на профильное ведомство. В этом году, после непродолжительного слияния с Минобразования, Минкульт вновь было решено преобразовать в самостоятельное ведомство. И возглавила его фигура довольно неоднозначная – экс-министр юстиции Тея Цулукиани. Реорганизацию, проведенную в ведомстве, политологи сразу посчитали продиктованной субъективными запросами.
«Этот пост создается под конкретное лицо, под ее амбиции и за ее «заслуги» в прошлой жизни. Так что все просто и банально. Если бы и правда заботились о культуре, кандидат был бы другой, давайте начнем с этого. Цулукиани – можно очень много дискутировать о ее квалификации по специальности, но к культуре она, конечно же, никакого отношения не имеет. Даже больше могу вам сказать: она является одним из самых некультурных представителей сегодняшней власти», – высказался политолог Гия Хухашвили еще до официального назначения Цулукиани на этот пост.
Очень скоро Цулукиани в роли нового министра культуры оказалась в центре первого скандала. Находясь в Сенакском театре на открытии его 140-го сезона, Цулукиани выхватила микрофон из рук журналистки «Мтавари», заявив, что с этого момента она сама журналист и хочет поблагодарить в прямом эфире основателя правящей партии Бидзину Иванишвили. Причем возвращать микрофон журналистке министр отказалась – сделала это только спустя пару месяцев. Неправительственный сектор жестко раскритиковал поступок Цулукиани.
Примерно в тот же период, в июле, номинанты литературной премии «Литера» в знак протеста против Цулукиани отказались от участия в конкурсе.
«Этот человек столько лет является публичной фигурой. Это не новое лицо. Мы знаем ее еще с тех пор, когда она была министром юстиции. Мы знаем то, как она относится к вещам, как она управляла министерством, как увольняла людей за посты в «Фейсбуке». Это ведь человеческое качество, и ему никуда не деться. С такими методами и таким отношением прийти в сферу культуры – губительно», – заявил писатель Тореса Мосси, первым снявший свою кандидатуру с конкурса. По словам писателя, он отказался от участия во всех проектах, финансируемых Минкультом после того, как возглавила его Тея Цулукиани.
Примеру Мосси последовали еще несколько писателей, но массовый протест участников начался после того, как выяснилось, что среди пяти членов жюри, которых ранее отбирали только организаторы конкурса, пятым оказался человек, назначенный Минкультом, – публицист Иосеб Чумбуридзе.
Случай этот стал беспрецедентным, потому что никогда ранее министерство, и в прошлом финансировавшее премию, не вмешивалось в конкурс таким образом, рассказывала тогда организатор премии, руководитель Дома писателей Наташа Ломоури.
«Это приказ нового министра культуры. Он касается не только Дома писателей. Согласно ему, в составе жюри каждого (проекта), финансируемого Министерством культуры, должен быть один человек от Минкульта. Так Иосеб Чумбуридзе оказался в жюри «Литеры» (…) Наше имя, имя Дома писателей, «Литеры», которое мы в течение многих лет создавали по крупицам, может оказаться под знаком вопроса. Все наши проекты всегда были непредвзятыми. Мы всегда были юридическим лицом публичного права Минкульта, и оно всегда финансировало все наши крупные проекты. Но никогда такого типа соприкосновения с министерством у нас не было, никогда с их стороны не было и попытки оказать давление – они даже не спрашивали, как идет работа жюри и т.д. Так мы привыкли работать. И к такой нашей работе привыкло литературное сообщество».
«Тайна» Музея искусств
Вопросы к действиям Минкульта Теи Цулукиани возникли и после объявления о реорганизации в Музее искусств им. Шалвы Амиранашвили. Ведомство заявило о начале эвакуации экспонатов, хранящихся в его фондах, в то время как под вопросом оказалось само историческое здание музея 30-х годов XIX века.
«Что касается здания, здесь необходимы дополнительные исследования (чтобы установить), что еще можно спасти, а что – нет», – сказала тогда Тея Цулукиани.
При этом Минкульт сослался на заключение, подготовленное по его заказу компанией «Кариатида», в котором, к примеру, была использована следующая формулировка: «Укрепление флигеля здания, расположенного со стороны улицы Гудиашвили, будет связано с очень большими техническими трудностями и затратами, его укрепление, предположительно, будет нерентабельным».
Искусствоведы, в свою очередь, посчитали, что само по себе использование слова «нерентабельно» (то, что не оправдывает расходов, не приносит прибыли, невыгодно) в контексте культурного памятника такого значения является нонсенсом.
«У нас есть опыт, который показывает, что в конечном счете (от здания) останется только фасад. Поэтому мы однозначно не согласны с демонтажем какой бы то ни было части здания. Это означает его уничтожение (…) Это не просто симпатичное старое строение. Кроме того, что оно имеет очень большую архитектурную ценность, кроме того, что его облик свидетельствует о западной идентичности – о стремлении, амбициях заказчиков, приглашавших в свое время европейских архитекторов, кроме его совершенной стилистики и уникальности его архитектурного тела, – к этому строению имеют прямое отношение авторы идеи создания грузинского музея», – рассказывала искусствовед София Киласония.
По ее словам, именно в условиях этой власти началось осуществление проекта «Панорама Тбилиси», напрямую связанного с отцом-основателем правящей партии Бидзиной Иванишвили. И разросшаяся по соседству с музеем искусств «Панорама Тбилиси» фактически оставила его один на один с этим монстром, говорит София Киласония:
«У нас, естественно, есть подозрения, что эта территория, которая для кого-то является просто выгодной с коммерческой точки зрения территорией, а не местом, важным в плане идентичности и памяти (города), может быть предметом интереса Бидзины Иванишвили. И, естественно, мы не верим, что там, где есть интерес Бидзины Иванишвили, министр поставит интерес всего общества выше его».
При этом ведомство под руководством Цулукиани практически закрылось от журналистов и представителей неправительственного сектора. К слову, в течение последних лет, по данным IDFI, самым закрытым министерством в стране был Минюст, которым ранее руководила Цулукиани.
Так, Сулхан Саладзе, бывший руководитель Ассоциации молодых юристов, входящий в группу граждан, объединившихся для спасения музея, был вынужден обратиться в суд, чтобы хоть таким образом обязать Минкульт ответить на вопросы, связанные с музеем. Рассмотрение его жалобы еще не завершено, впрочем, Саладзе особых иллюзий не питает: системой управляет человек, который либо понятия не имеет о том, что такое культурное наследие, либо еще хуже, полагает он, – там происходит нечто настолько ужасное, что говорить об этом открыто в ведомстве не хотят.
