«А с какой стати я должен его оплакивать?!». Резкая фраза раздраженного человека не могла привести ни к чему, кроме неловкой паузы, и беседа зашла в тупик. Она началась с обсуждения внешнеполитического события: 4 марта свыше 40 стран потребовали независимого международного расследования смерти российского оппозиционера Алексея Навального, среди них – государства ЕС, США, Великобритания, Канада, Австралия, Украина и другие. Грузии в списке не было. Этот факт не вызвал заметного резонанса в Тбилиси, но когда я упомянул о нем в разговоре с несколькими экспертами и журналистами, мнения разделились. Одни говорили, что Грузии следовало присоединиться, другие вспоминали о политических взглядах Навального, его высказываниях о грузинах и не видели проблемы в том, что официальный Тбилиси воздержался. Когда эмоциональный градус немного повысился, а беседа перескочила на общие вопросы российско-грузинских отношений, прозвучала упомянутая фраза – она, собственно, и завершила обмен мнениями. Ее можно обойти стороной, но она указывает на злободневную проблему, которую необходимо рассмотреть, хоть это и будет неприятно.
Многие грузины плохо относились к Навальному, потому что он назвал их «грызунами». Это слово очень похоже на «ratons» (крысеныши, крысятники) – так французские националисты называли поднявшихся на освободительную борьбу алжирцев. Бенедикт Андерсон в замечательной книге «Воображаемые сообщества» рассматривает «ratons» как один из примеров «ядовитого жаргона умирающего колониализма», подчеркивая, что «raton посредством замещения отрицает «алжирское» так же, как «косоглазый» отрицает вьетнамское, более того – «сгребает его в одну безымянную кучу с «корейским», «китайским», «филиппинским» и т. д.» (русским аналогом могут послужить «чучмеки», «чурки» или, мягко говоря, «чернозадые»). Андерсон пишет, что такие слова проистекают из «смутно ощутимого отчаяния», неумения расшифровать устремления и замыслы покоренных когда-то народов, во многом связанного с незнанием их языков. В то же время «туземные» элиты владеют языком метрополии, который их, по сути, заставили выучить и благодаря этому обладают преимуществом, возможностью проникнуть в образ мыслей колонизаторов и, как любят говорить студенты, «хакнуть» его. «В конце концов, единственным ответом на неохватную тайну языка угнетенных становится либо бегство, либо продолжение массового уничтожения», – констатирует Андерсон. Слово «грызун», как и «raton», свидетельствует не только об агрессивном шовинизме, но и о его интеллектуальном бессилии. Интересно, что у него есть зеркальное отражение, образованное посредством фонетической игры с грузинскими словами. Радикальные националисты старших поколений нередко называли русских «свиньями». А их молодые единомышленники уподобили первый слог слова «русские» хрюканью и у них получилось что-то вроде «хрюсские». Можно предположить, что «грызун» и «хрюсский» (и «raton» в свое время) являются «переходными» оскорблениями эпохи распада империи. Они с ненавистью признают некую уникальную идентичность вне «кучи», но в отличие от «лягушатника», «боша», «макаронника» и так далее времен мировых войн, препятствуют попыткам проникнуть в ее сущность: мало кто захочет исследовать, что происходит в крысиной норе или в свинарнике. В первом случае описываются пусть плохие, но все же люди, во втором – животные, не + люди.
Критики Навального в Грузии указывают и на другие цитаты; например, на комментарий от 10 августа 2008 года: «Грузин в ООН [постпредом тогда был Ираклий Аласания] хамло полнейшее. Урод. Надеюсь, кто-нибудь из нашей делегации в соответствии с олимпийским принципом «Победа в раздевалке не менее важна» зарядит ему в бубен в кулуарах. Должны быть специальные люди… И запишите кто-нибудь, чтобы не забыть: после того, как разбомбим Грузию, надо заняться Коста-Рикой. Наглый дед в желтом пиджаке закатил целую лекцию: не смейте использовать слова «геноцид» и «этнические чистки». Главное, чтобы в нашем Генштабе ее на карте нашли. А то промажут и попадут по Панаме. Там наши люди». И далее, 18 августа: «Интересно, если я сейчас пойду на улицу, найду какого-то грузина и дам ему в лоб, это будет считаться акцией в поддержку России?». Тем, кто предъявляет подобные цитаты, оппоненты обычно говорят, что Навальный извинился за «грызунов», что нужно относиться мягче к попыткам начинающего (в тот период) лидера оседлать националистическую волну, что он храбро боролся с тиранией Путина, был несправедливо осужден и, по всей вероятности, убит или помещен в фатальные для здоровья условия. Но не все готовы принять такие аргументы.
В одной из сетевых дискуссий упомянули полковника Штауффенберга, который вместе с единомышленниками стремился покончить с Гитлером и его режимом. Он, подобно другим противникам диктатора из разных кругов (консервативных, церковных, левых, националистических и так далее), иногда развивал неприемлемые идеи и писал жене из Польши, например, следующее: «Население – невероятный сброд. Много евреев и полукровок. Этим людям хорошо, когда ими управляешь кнутом. Тысячи заключенных пригодятся для сельского хозяйства Германии. Они трудолюбивы, послушны и нетребовательны». Однако его жертвенный подвиг отодвинул эти старые цитаты далеко на задний план. Характерно, что польская «Википедия» (в отличие от многих других), сглаживая противоречие, ссылается на интервью биографа Штауффенберга Питера Хоффмана, который заявил, что тот писал о поляках и хорошее. Но пример понравился не всем, и комментатору указали, что Вторая мировая давно закончилась, а путинизм, в отличие от гитлеризма, еще жив, и не всех его противников следует считать союзниками Грузии. Цитата: «Вы ведь не поддерживали Пригожина?». Кому-то может показаться, что политические наследники Алексея Навального тоже попытаются оседлать националистическую повестку, возьмут на вооружение некоторые из его мыслей по украинскому вопросу (о Крыме, об «одном народе» и тому подобное), категорически неприемлемые для абсолютного большинства украинцев, или начнут мобилизовывать общественное мнение против «чучмеков» из Центральной Азии (к сожалению, было и такое). Здесь мы приближаемся к ключевой проблеме отношения постсоветских государств к российской политической жизни и ее отголоскам на их территориях. Обмен мнениями по этому поводу перекликается с аналогичной дискуссией на Западе, но не идентичен ей, в нем всегда присутствуют местная специфика.
1 марта директор программы по борьбе с клептократией Фонда прав человека Кейси Мишель опубликовал в Foreign Policy статью, в которой назвал Навального «явным русским националистом» и отметил, что после его смерти «перед Западом открылась возможность выйти наконец за рамки идеи о том, что конкретная политическая фигура, даже из российской оппозиции, может вывести Москву из ее империалистических заблуждений в демократическое будущее. Трагедия заключается в том, что такую возможность открыла смерть Навального, и Запад не может позволить себе вновь пройти мимо нее. Другими словами – русский Мандела не придет. И если мы продолжим отказываться напрямую решать проблемы русского национализма – даже среди тех, кто противостоит Путину, – мы рискуем увидеть, как даже постпутинская Россия возвращается на империалистическую основу, снова ввергая Европу в катастрофу. Вот почему в этом мире после Навального Запад должен сосредоточиться на том, чтобы загасить русский национализм, где бы он его ни обнаружил». Кейси Мишель также представил в Атлантическом совете доклад, в котором рассмотрел пять сценариев будущего России. По сообщению «Голоса Америки», «наиболее вероятным вариантом развития России в краткосрочной перспективе автор доклада считает сохранение путинского режима. Второй сценарий – это «свержение режима с последующим установлением националистической диктатуры…». Третий сценарий тоже предполагает вариант «свержения или падения режима», однако в этом случае страна переходит к «более технократическому управлению, которое не будет демократическим, но признает провалы политики в Украине и пообещает вернуться к довоенному статус-кво, если только Запад отменит свои санкции и политику ограничения цен…». Четвертый сценарий аналитик считает наименее вероятным в краткосрочной и среднесрочной перспективе – это «переход России к демократии». Пятый и последний сценарий – это, по словам эксперта, «обратная сторона истории демократического перехода: гражданская война, государственный разлом». Вряд ли кто-нибудь сразу же угадает, какого варианта автор доклада опасается больше всего: третьего, поскольку, по словам Кейси Мишеля, в этом случае «нам снова придется иметь дело с западными политиками, убежденными, что Россия якобы наконец-то изменилась».
Кому-то может показаться уместным пример из истории первой грузинской республики. В центре России утвердилась чудовищная, крайне опасная диктатура большевиков, и грузинским меньшевикам (несмотря на общие корни в РСДРП), на первый взгляд, следовало сотрудничать с их противниками, тем более что тех поддерживала Антанта. Но единственной реальной альтернативой были белогвардейцы – почти все они выступали за «единую и неделимую Россию» и, как правило, ничего не хотели слышать о различных формах самоуправления, которые хотя бы на словах предлагали «окраинным» народам большевики, усиливая соблазн формулировкой «вплоть до отделения». Крайне шовинистические и во многом протофашисткие идеи деникинцев и колчаковцев сулили грузинам и соседним народам новые беды. Сложность положения заставляла их иметь дело и с красными, и с белыми, и в то же время дистанцироваться от них, защищаться от их притязаний, апеллируя к Западу. Описывая события тех лет, «красные русские» находят десятки примеров сотрудничества грузин с белыми, а их оппоненты – с красными. При желании можно обнаружить и то, и другое, но почти никому из этих авторов не приходила в голову в общем-то простая мысль: грузины ориентируются на какую-то свою повестку, не навязанную извне и принципиально отличную от устремлений борющихся в России сил. Конечно, Путин не Ленин, Медведев не Троцкий, Ходорковский не Колчак и Каспаров не Деникин, а политический контекст сегодня совершенно иной. Но с похожим непониманием мы часто сталкиваемся и в наши дни.
Через день после того, как красные захватили столицу Грузии, к ним явились руководители «Русского национального совета», в котором было немало противников большевиков, и предложили… закрыть Тбилисский университет как оплот грузинского национализма. Они хотели показаться «своими» новым властям, поставив этническую солидарность выше политических разногласий. Советский военный представитель в Грузии Павел Сытин писал, что часть русских увидела в большевистском вторжении «возвращение России». В своих докладах 1920 года он невысоко оценивал состояние молодого грузинского государства, его вооруженных сил и других структур, но делал одно исключение: «Грузины, как и все восточные элементы, очень подозрительны, разведка и сыск у них поставлены великолепно, они за каждым нашим шагом следят по пятам». Выражение «восточные элементы», к слову, тоже можно отнести к более раннему, конвенциональному варианту «жаргона колониализма». Как писал Эдвард Саид в «Ориентализме»: «Восточный человек изображается как некто, кого судят (как на суде), кого изучают и описывают (как в учебной программе), кого наказывают (как в школе или тюрьме), кого изображают (как в пособии по зоологии). Дело в том, что в каждом из этих случаев восточный человек контролируется и репрезентируется господствующими структурами». Но важнее другое: откуда, если не из исторического опыта, бралась эта подозрительность, которая часто проявляется и сегодня? Порождающий сомнения алгоритм складывается из простых блоков: Путин говорит, что ты его враг, ты говоришь, что Путин твой враг, но вы оба можете лгать… да и враг врага не всегда союзник.
35-я статья (п. 1) «Закона о правовом положении иностранцев и лиц без гражданства» гласит: «Иностранцы в Грузии не вправе быть членами действующих политических объединений, участвовать в их деятельности или учреждать их». На практике к ней обращаются очень редко, к тому же формулировку «участвовать в их деятельности» можно трактовать очень широко и не в пользу обвинения. Но часть госслужащих и теоретически подкованных националистов, вне зависимости от партийных пристрастий, очень любит апеллировать к ней в частных беседах, когда речь заходит, например, о том, что кого-то из россиян не впустили в Грузию. Стоит попытаться взглянуть на ситуацию глазами таких людей, чтобы понять их мотивы. Они, как правило, не используют дифференцированный подход по отношению к гражданам РФ («хороший русский – плохой русский»), тем более что никакой закон их к этому не обязывает, и даже могут подчеркнуть, как это сделал недавно один силовик, красуясь и немного переигрывая, что поощрять или наказывать человека исходя из его политических убеждений – антиконституционно.
Они не проводят разграничительных линий между такими разными людьми, как Дмитрий Демушкин и Максим Иванцов (обоих недавно не впустили в страну) – оба для них лишь политически активные, а значит, подозрительные лица. Они не ищут принципиальных различий между сбором подписей в поддержку Бориса Надеждина, чья позиция по Грузии и Украине, к слову, также небезупречна, и встречами русских ультраправых, которые, укрывшись от мобилизации в Тбилиси, продолжают хранить верность своим взглядам. Они едва ли примут близко к сердцу историю члена мальцевской «Артподготовки» Рафаила Шепелева – осенью он каким-то необъяснимым образом переместился из Грузии в РФ (сообщалось, что его могли выманить российские спецслужбы, но полной ясности в этом деле нет). Находясь в Тбилиси, он, по словам источника «Соты», посещал «пикеты и митинги оппозиционных грузинских партий, а также призывал россиян поддержать бывшего президента Грузии и выступать против действующей власти. Источник рассказал, что Шепелев называл других активистов ФСБшниками и ругался с грузинскими полицейскими, когда те просили его успокоиться». Нюансы его политических воззрений вряд ли заинтересуют упомянутых выше людей – они почти наверняка увидят в нем лишь подозрительного иностранца, который игнорировал 35-ю статью и создавал потенциально опасную ситуацию на акции, оскорбляя обе стороны. Партии, в принципе, могут использовать приезжих в своих интересах и иногда делают это, но вряд ли позволят им хоть как-то влиять на повестку, опасаясь национально-ориентированных избирателей, которым не нужна никакая российская политика в Грузии – ни белая, ни красная, ни зеленая. У них своя политика, своя страна и своя жизнь. Но многим россиянам, как и столетие назад, трудно это понять.
Можно рассмотреть с данного ракурса еще один кейс. По информации Paper Kartuli, сотрудники секции интересов РФ при посольстве Швейцарии в Грузии сообщили активистам, которые 18 днями ранее создали импровизированный мемориал Навального у входа в здание, где размещается секция, что планируют «провести уборку/очистку ограждения со стороны проспекта Чавчавадзе, напротив главного входа». 5 марта они принялись выбрасывать цветы, но не мешали активистам забирать ценные для них вещи. Те не стали защищать мемориал на пр. Чавчавадзе физически (с помощью «живой цепи» или как-то иначе) и перенесли уцелевшие предметы к памятнику Пушкину на площади Свободы, но на следующее утро не обнаружили там фотографий Навального, плакатов и свечей – лишь несколько букетов, которые возможно принесли позже, уже после уборки территории сотрудниками службы очистки (или кем-то еще). Сторонникам Навального это не понравилось, но стоит вновь попробовать взглянуть на ситуацию глазами грузинского чиновника среднего звена или, к примеру, контрразведчика или простого избирателя с националистическим мировосприятием.
Дипломаты РФ не только избавились от головной боли, но – с умыслом или без него – создали предпосылки для конфликта между российскими активистами и грузинскими властями (или гражданами, хотя «отдуваться» в конечном счете пришлось бы властям). Решение переместиться к памятнику на первый взгляд выглядит логичным, но может показаться многим грузинам не вполне тактичным. В районе площади Свободы перемещаются тысячи прохожих – среди них встречаются не только разгоряченные националисты, но и изгнанные из Цхинвальского региона граждане. Им могли не понравиться портреты человека, который назвал грузин «грызунами», занял неприемлемую для них позицию в 2008-м и в целом остался верен ей в последующие годы. Кто-то готов отдать дань памяти усопшему и забыть о прежних обидах и разногласиях, но кто-то не готов, и ни одну из этих позиций нельзя игнорировать. Мог произойти очень неприятный инцидент, столкновение, часть комментаторов наверняка принялась бы писать, что Пушкин там тоже не нужен, началась бы межэтническая риторическая эскалация, выгодная только Кремлю. Не исключено, что власти сыграли на опережение. Примечательно, что грузинские оппозиционеры, которые используют практически все поводы критиковать правительство, обычно обходят связанные с Навальным эпизоды стороной – и эту историю, и случай с требованием зарубежных стран о расследовании, и другие смежные события. Политики осуждают путинский режим, но не пересекают «красных линий» национального самолюбия. «Грызуны» впечатаны в коллективную память, и изменить это вряд ли удастся. Злополучное высказывание было воспринято не просто как оскорбление, а как поощрение действий российских властей («разбомбим Грузию»), которые привели к этническим чисткам. Граждане РФ, вероятно, примерно также прореагировали бы на «хрюсских» и без отягчающих обстоятельств. Иногда сказанное необратимо и непоправимо, и с этим ничего нельзя поделать.
Почти любое упоминание Навального в последние дни провоцирует споры о том, какую линию должна проводить Грузия по отношению к внутриполитической борьбе в России. Прямолинейные прагматики нередко говорят, что нужно подпитывать не какие-то силы, а саму борьбу, чтобы Россия ослабла и окончательно покинула Южный Кавказ. Другие считают, что надо строго следовать политике западных партнеров. Грузинское руководство дважды обожглось, когда попробовало вести независимую игру, причем оба раза речь шла не о связях с оппозицией в Москве, а о попытках работы с региональными элитами. 23 марта 1991 года Ельцин и Гамсахурдия (тогда еще председатели Верховных советов, а не президенты) подписали в Казбеги протокол, в котором упоминалась передислокация советских армейских частей «с территории бывшей Юго-Осетинской автономной области». Грузинская сторона восприняла эту формулировку как признание упразднения автономии, а Галина Старовойтова объясняла корреспонденту «Коммерсанта», что «упразднение области произошло автоматически после провозглашения [Советом народных депутатов ЮО 20 сентября 1990 года] Юго-Осетинской республики». Затем Ельцин предложил Гамсахурдия стать тамадой на банкете в честь своей инаугурации. Но позже их отношения начали быстро портиться, а политика Кремля на грузинском направлении ужесточилась. Оппозиция в Тбилиси утверждала, что причиной стали попытки сближения с Татарстаном и северокавказскими республиками и поддержка центробежных устремлений национальных элит в РФ. 31 августа 1991-го пресс-служба президента подчеркнула, что «утверждения о каком-то политическом договоре с Татарстаном или встрече президентов Грузии и Татарстана являются абсолютной ложью». Однако это не отменяло пропитанных антиколониальной риторикой обращений Гамсахурдия к северокавказским народам, более позднего сближения с Джохаром Дудаевым и продвижения идей кавказского единения. Проще говоря, если б кому-то понадобилось настроить Ельцина против грузинского руководства, он без труда нашел бы повод. Шеварднадзе отказался от этой политики, выдвинув лозунг сотрудничества со «второй», демократической Россией, олицетворяемой частью московских элит. Какое-то время этот подход был популярен, но затем его начала вытеснять убежденность в том, что и вторая, да хотя бы и третья Россия в любом случае продолжит проводить агрессивную империалистическую политику по отношению к Грузии.
После войны 2008 года Саакашвили пытался вести самостоятельную игру на Северном Кавказе, смягчил визовый режим для выходцев из этих республик, поощрял сотрудничество с тамошними активистами и возлагал большие надежды на информационные проекты. В Вашингтоне его шаги восприняли без энтузиазма – в разгар «перезагрузки» иначе, вероятно, и быть не могло. 16 февраля 2011 года, выступая в Сенате, директор Национальной разведки США Джеймс Клаппер сказал: «Военное присутствие Москвы в сепаратистских регионах Грузии – Южной Осетии и Абхазии, политико-экономические связи [России] с ними и вместе с тем недовольство Грузии статусом-кво способствуют напряженности. Публичные попытки Грузии установить связи с различными этническими группами на Северном Кавказе России также способствуют этой напряженности». Грузинские власти в лице главы МИД Григола Вашадзе поначалу отреагировали резко: «Меня абсолютно не интересует, что сказал Клаппер!», но затем перешли к более осторожной политике и риторике, постепенно переключаясь на привлечение и, как подразумевалось, «демократическое просвещение» российских туристов, а после смены власти любая активность на северокавказском направлении была заморожена. Сегодня большинство грузинских экспертов согласно с тем, что поддержка Грузией тех или иных групп в России должна быть встроена в стратегию западных партнеров (существует ли некая общая стратегия без внутренних противоречий – отдельный вопрос). А некоторым кажется, что даже такие усилия принесут куда больше проблем, чем бонусов, и от них следует воздержаться в принципе. Они используют грубоватые сентенции типа «В России нет демократов», «Хрен редьки не слаще» и так далее. На них обычно не действуют аргументы о том, что западные правительства сотрудничают с российскими оппозиционерами, и они постоянно вспоминают о последствиях агрессии РФ. В конце концов, и Антанта до поры до времени сотрудничала с деникинцами – не с батькой же Махно ей было работать, – полагая, что после победы над большевиками сумеет умерить их варварски нерациональный, абсолютно деструктивный шовинизм, но это не делало их безопасными для Грузии.
Возможно, когда-нибудь все оппозиционные силы России – вне зависимости от их идеологических предпочтений – подпишут декларацию, содержащую недвусмысленный отказ от агрессивной политики и обязательство безоговорочного вывода войск из оккупированных областей сопредельных стран с возвратом к границам 1991 года. Но важно понимать, что и после этого соседние народы не начнут доверять им сразу и автоматически. Для того, чтобы залечить раны колониального и постсоветского периода, понадобятся десятилетия, а омерзительный «ядовитый жаргон умирающего колониализма» не скоро выйдет из моды в РФ.
Официальный Тбилиси, вероятно, допустил ошибку, не присоединившись сразу же к требованию о расследовании обстоятельств гибели Алексея Навального. Речь идет об установлении истины в деле о возможном убийстве, о ключевых для свободного мира принципах, которые стоят выше старых обид, обостренных чувств и партикулярных национальных интересов, какими бы важными они не казались.
Вне зависимости от того, как мы относились к Алексею Навальному и его взглядам в прошлом, следует признать, что он был очень храбрым человеком. Его трагическая судьба подняла планку требований к российским оппозиционерам – тем, кто не готов к постоянной смертельно опасной борьбе с режимом, придется отойти в сторону, поскольку теперь граждане России сразу же почуют слабину, поймут, что тот или иной лидер не готов идти до конца и подобно Навальному бросить вызов Кремлю. Конечно, он нередко ошибался и говорил неприемлемые вещи, но нужно надеяться, что его политические наследники это учтут, отделят зерна от плевел и однажды превратят Россию в свободную страну, которая не будет никого угнетать. Кто-то, возможно, горько усмехнется и скажет, что надежда умирает последней, но на самом деле она никогда не умрет.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Форум