С 1 сентября грузинские школы в Ленингорском районе переводят на российскую программу образования. Соответственно, преподавание будет проходить на русском языке. Грузинский останется как отдельный предмет. Жители района считают это решение югоосетинских властей дискриминацией по этническому признаку.
Грузинские школы переводят на российскую программу образования и на русский язык. Грузинский в них будет изучаться как отдельный предмет. По сути, речь идет о решении властей закрыть грузинские школы и открыть на их месте русские.
Переход на новую систему образования не будет постепенным, например, начиная с первого класса. Старшеклассникам не дадут возможности доучиться по старой программе.
Заместитель министра образования и науки Южной Осетии Элисо Гаглоева в интервью местной прессе так объяснила причины столь радикального решения. С одной стороны, по ее словам, эти перемены на благо грузинским ученикам, в том числе и старшеклассникам, потому как аттестат русской школы даст им возможность обучаться в югоосетинском университете и российских вузах. При этом тот факт, что грузинские ученики практически не владеют русским языком, чиновница упустила из виду. Она также упомянула распоряжение президента, чтобы все школы работали по одной учебной программе, и это распоряжение, подчеркнула Гаглоева, нужно выполнять. Она призналась, что поставленную задачу можно было бы решить и по-другому, например, перевести российские учебники на грузинский язык. Но сделать это некому – нет таких специалистов в республике.
Получается, что выполнять поручение президента придется ученикам – дети должны сами освоить предметы на малопонятном им русском языке. С учителями поступят аналогично: кто не сможет преподавать на русском, покинет школу. В районе говорят, что на русский язык переводят и детские сады – там теперь будет только русская группа.
С чем трудно не согласиться из сказанного чиновником Министерства образования, так это с тем, что перевести учебники на грузинский действительно не получится. Два года назад специально для грузинских школ перевели российские учебники новейшей истории. Почему – понятно: есть принципиальные разногласия в трактовке сюжетов новейшей иcтории, взять хотя бы события 2008 года. Гражданская активистка из Ленингора Тамара Меаракишвили говорит, что читала этот учебник:
«Учебник явно не ученые переводили. Язык бытовой, перевод очень плохой – вот как я на русском разговариваю, даже еще хуже».
Тамара говорит, что качество преподавания и в русских, и в грузинских школах района сильно упало после войны 2008 года, и с этим действительно надо что-то делать. Это и следствие того, что многие преподаватели не приняли новую власть и уехали в Грузию. Но в значительной степени виной тому кадровая политика районного руководства, которое по протекции назначает на работу людей откровенно безграмотных.
Недостаток образования в школе восполняют за счет частных уроков у репетиторов – грузин и по грузинской программе. Месяц таких занятий с репетитором в Ленингоре стоит 100 лари или 2000 рублей, в Тбилиси дороже – 500 рублей в час. После занятий ленингорские выпускники пытаются поступать в тбилисские вузы – это рядом с домом, с тбилисскими родственниками, в комфортной для студентов стихии родного языка. Кстати, там же, в Грузии, у них есть шанс попасть и в различные международные программы – например, поехать на учебу или стажировку в европейские вузы.
В этом году из 21 выпускника школ района восемь поступили в университеты Тбилиси. В российский вуз они пройти бы не смогли, убеждена Тамара, – дети языка не знают, их родители не смогли бы нанять репетитора в России. Во-первых, это дальше от дома, во-вторых, несоизмеримо дороже. Все это, говорит Тамара Меаракишвили, – практическая аргументация в пользу грузинских школ.
Но есть в этой истории и политический момент. Закрытие грузинских школ жители района воспринимают даже хуже, чем дискриминацию по этническому принципу: как принуждение покинуть родину.
Российский политолог Николай Силаев считает эти нововведения большой ошибкой со стороны руководства республики:
«Если там есть значительное количество людей, которые привыкли учиться на грузинском, считают себя грузинами, считают грузинский своим родным языком, то зачем, спрашивается, в форсированном режиме переводить обучение на русский язык? Ведь это отражается на имидже Южной Осетии, на отношении к ней за рубежом. Даже при том, что она не признана, за ситуацией в регионе следят. Смотрят, в том числе, и на то, как в двух новых независимых государствах относятся к национальным меньшинствам. Здесь важно не повторять ту политику, из-за которой в свое время Южная Осетия и Абхазия решили выйти из состава Грузии. Не повторять политику, которая как минимум создавала неудобства для национальных меньшинств и тем самым подрывала гражданский мир».
Тамара Меаракишвили вспоминает, как после войны 2008 года экс-президент Эдуард Кокойты сохранил грузинские школы в районе и оказывал им поддержку:
«Кокойты демонстрировал миру, что они не притесняют грузинское население, не закрывают грузинские школы. По нескольку раз в год у нас в районе бывали высокопоставленные чиновники из европейских структур. Сопредседатели Женевских дискуссий не один раз были. Приезжал к нам верховный комиссар ОБСЕ по делам национальных меньшинств, он был удивлен, не мог поверить, что все это он видит на территории Южной Осетии после войны. Они мне при встрече говорили и потом в письмах писали: «Тамара, вы должны ценить, что руководство, несмотря на конфликт, дает вам возможность получать образование на родном языке. В такое просто не верится, если не увидишь своими глазами».
Одним из доказательств дискриминации осетинского населения в ГССР местные эксперты называют отсутствие в Югоосетинской автономной области осетинских школ. Эдуард Кокойты, оказывая поддержку грузинским, демонстрировал миру, с одной стороны, обоснованность упреков осетин в дискриминации, а с другой – цивилизованность югоосетинского государства. Мне кажется, этот пример достоин подражания.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
