Быть абхазкой и не представлять себе жизни без грузин. 70-летняя Ада Кутелия уже почти 50 лет живет в Батуми. Она много лет преподавала абхазский язык в воскресной школе, а потом в 14-й школе столицы Аджарии, где открыт абхазский класс. Гораздо интенсивнее идет обучение абхазскому в селе Фериа (регион Аджарии), где компактно проживают потомки абхазов-махаджиров. Об этом, и не только, рассказала Ада Кутелия.
Мзия Паресишвили: Калбатоно Ада, все малые народы переживают, что их язык может быть утерян. Что происходит с абхазским языком, что вас беспокоит? Вы знаете о том, как идет обучение в Сухуми, у вас есть какая-то информация об этом?
Ада Кутелия: Конечно, есть. И то, что делается в Сухуми, и то, что делается в Турции, там, где огромная диаспора, гораздо больше населения Абхазии в целом, действительно идет возрождение языка. О Турции вообще говорить можно, по-моему, в превосходной степени, потому что там говорят не только взрослые, а именно дети. Они делают очень много: приглашают педагогов из Абхазии, находят средства платить им, приглашают видных деятелей культуры, науки туда, к себе. Ну вот сейчас как бы хорошо ни было в Абхазии – все мы знаем, что корни наши там, – сразу сейчас встать и уйти, для них это очень тяжело, это второе махаджирство, и вот так вот они держатся за эту соломинку, чтобы не потерять свой язык.
У нас тоже неплохо, потому что в нашем регионе, в Аджарии, в селах сохранились еще такие семьи, в которых говорят на абхазском языке. Конечно, говорят гораздо хуже, чем в Турции, но, в любом случае, например, в селе Фериа, мы очень довольны тем, как там идет обучение детей абхазскому языку. А что касается 14-й школы, где преподает девочка, которая пришла вместо меня (я ей уступила свое место), Анела Габлия – она из Абхазии, вышла замуж сюда, за Нику Кутателадзе, – это девочка, чисто говорящая на абхазском языке, сама учит грузинский. Знаете, чтобы сказать, что все идет прекрасно, я не могу, конечно, язык очень тяжелый, очень сложный, тем более, для детей в смешанных семьях, где матери – грузинки, говорят только на грузинском языке, а там, где дедушка с бабушкой немного говорят на абхазском, наоборот, какие-то предложения, слова – что-то, во всяком случае, дети уже знают. Но у меня такое чувство, например, что и грузинские дети, которые к нам приходят, и абхазские дети, у них как будто генетически заложен этот язык – в крови это у них, так им это интересно слушать, повторять, поют песни. Я, например, очень довольна.
Мзия Паресишвили: Интерес к этому языку увеличивается со стороны неабхазских детей или взрослых?
Ада Кутелия: Если говорить конкретно о селе Фериа, то там действительно сейчас идет возрождение. Действительно, очень интересуются, и, слава богу, педагог попался – очень обязательная женщина Лиана Айкуцба, и очень довольны мы ею, очень добросовестная – батумская абхазка, которая окончила филологический факультет в Сухуми в свое время, она вкладывает все в свое дело. А в городе, сами понимаете, другие условия, другие интересы, детей меньше, но, во всяком случае, дети ходят – у кого-то дедушка был абхаз, у кого-то сосед абхаз, и заодно, за компанию с тем абхазом ходит в школу. Ну, вот как-то так…
Мзия Паресишвили: На государственном уровне, когда речь идет о защите абхазского языка, как вы считаете, что необходимо сделать грузинским властям?
Ада Кутелия: Я бы, например, хотела, чтобы у нас на телевидении в Тбилиси была передача, где бы люди могли хотя бы 20 минут слышать правильно поставленную родную речь. Все остальное меня устраивает.
Мзия Паресишвили: А вот в вашей семье, ваши дети, внуки, если есть, знают абхазский язык?
Сейчас, к сожалению, мы не только землю, но и людей теряем. Ездить туда мы не можем, проблемы все время, а с проблемами сталкиваться на границе – это столько переживаний, неприятностей
Ада Кутелия: Да, у меня три дочери, у двух мужья грузины, грузинские семьи, у одной чисто абхазская семья. Старшая – в абхазской семье, она говорит прекрасно на абхазском, в остальных семьях, к сожалению, абхазского нет. Там, где вторая дочь, младшая, живет, в этой семье живу и я. Не могу сказать, что дети той семьи, где я нахожусь, чисто говорят, но прекрасно понимают. Мои дочери прекрасно знают язык, но это не потому, что это моя заслуга – не могу такой плюс себе записать. В то время, когда дети мои были маленькими, мы каждое лето ездили в Абхазию – я оттуда. Мы везли детей на все лето туда, дети разговаривали на абхазском, они учились чему-то абхазскому, нашим обычаям. Но сейчас, к сожалению, мы не только землю, но и людей теряем. Ездить туда мы не можем, проблемы все время, а с проблемами сталкиваться на границе – это столько переживаний, неприятностей, – очень тяжело часто туда ездить.
Мзия Паресишвили: Вы когда в последний раз были в Абхазии?
Ада Кутелия: Я была три года тому назад.
Мзия Паресишвили: В Тбилиси очень часто можно услышать, что абхазский язык на грани утери, что идет очень сильная русификация. Вы чувствовали это, когда были там, как обстоят там дела?
Ада Кутелия: Вот там, куда я езжу, живут мои две сестры, моя большая родня со стороны отца и матери – это две огромные фамилии. Там никаких проблем даже, представьте себе, в прошлые времена не было. Мы всегда говорим на родном языке, мы всегда обучаем своих детей абхазскому. Когда я езжу, то бываю в детских садах, в школах, в университете, в книжных магазинах, я привожу оттуда учебники, книги – те, которые здесь потом пригодятся в преподавании, те, которые я даю ученикам, делаю подарки. У меня такой боли, что там не говорят на абхазском, нет. Может быть, такая проблема есть все-таки в правительстве Абхазии, где, правда, делопроизводство ведется на двух языках или даже некоторые документы заполняются только на русском языке. Некоторые заседания, какие-то встречи ведутся только на русском языке. Вот это меня действительно беспокоит. Но то, что в школах изучают, и вот как-то все это возродилось, и интерес к языку появился, и сами абхазы, знаете, как-то с гордостью начали лелеять свой язык, – вот это я вижу, и говорю точно то, что я вижу.
Мзия Паресишвили: Как вам видятся в дальнейшем грузино-абхазские отношения?
Многие девушки-абхазки выходят замуж за грузин. Я вижу, что эти девочки сюда приехали не насильно. Я вижу, что их здесь действительно хотят. Они здесь себя уже не чувствуют чужими
Ада Кутелия: Знаете, здесь, в Батуми, и там, в Тбилиси тоже, очень многие девушки-абхазки выходят замуж (за грузин). У меня здесь, например, три близкие семьи, в которых мужья – грузины, жены – абхазки из Абхазии, из Сухуми, из Гудаутского района, из Тамыша Очамчирского района. Я вижу, что эти девочки сюда приехали не насильно. Я вижу, что их здесь действительно хотят. Одной из них мы помогли устроиться работать в университет, второй я уступила свои уроки абхазского, она работает. Они как-то прижились здесь, они здесь себя уже не чувствуют чужими, они изучают язык. У одной муж очень часто ездит туда, к своим новым родственникам – это огромная фамилия. Он сделал так, что его там уважают, что приглашают на все фамильные сборы, какие-то свадьбы, кто-то где-то, не дай бог, умер, – он все время с женой и дочкой едет туда. Наверное, тенденция постепенно успокоится, люди никогда не теряют друг друга, несмотря на то, что такое страшное было событие между двумя народами. Я не знаю, как когда-нибудь кто-нибудь простит тех людей, которые начали эту заваруху. А народ? Народ всегда виделся, видится и будет, наверное, видеться.
Мзия Паресишвили: Может быть, у вас есть пословица, которую вы очень любите на абхазском, которой вы руководствуетесь?
Я очень жалею, что то поколение, которое заварило эту кашу, – расхлебать бы им надо, чтобы детям не оставлять такой боли, таких проблем, в которых они вообще не замешаны
Ада Кутелия: Знаете, я часто говорю своим, что «вода утекает, песок остается». Наверное, все плохое когда-нибудь пройдет и, наверное, чистая вода наконец-то потечет по этому песку, который будет всегда на дне. Этот песок ничто не уберет, никакая вода – ни мутная, ни горные потоки. Это люди, их отношения. Знаете, без надежды жить, наверное, очень тяжело. Я живу в Батуми уже почти 50 лет, и 20 лет жизни в Абхазии – представьте, в два с половиной раза больше я живу здесь. Это моя родина, это родина моих детей, это родина моих внуков, но у нас и дети, и внуки так воспитаны, что мы знаем, что наши корни там, и не дай бог, если там не будет у нас ничего, нам не нужно тогда вообще ничего. Нужно сделать так, чтобы люди не теряли то, что у них есть. Вот это как-нибудь если мы сможем сделать... Я очень жалею, что то поколение, которое заварило эту кашу, – расхлебать бы им надо, чтобы детям не оставлять такой боли, таких проблем, в которых они вообще не замешаны, и не знают, почему это случилось.
