Accessibility links

Грузинская политика: бесконечный киносеанс


Дмитрий Мониава
Дмитрий Мониава

Метафоры для описания грузинской политики обычно предоставляют психиатрия и кинематограф. Недруги называют лидеров партий сумасшедшими и описывают их действия как шизофренические и параноидальные. А изобретение братьев Люмьер подарило грузинам возможность сравнивать политический процесс с комедией, боевиком или «ужастиком», и они постоянно делают это. Когда местные авторы цитировали комментарий (19.11.20) Госдепартамента США о кризисе в Грузии, то чаще всего повторяли фразу: «Новые призывы к бойкоту похожи на повторный просмотр уже виденного фильма». Молодежь порой не может расшифровать любимую реплику пенсионеров-фаталистов «Это журнал, кино будет потом», а те в свою очередь не всегда догадываются, что имеют в виду внуки, сопоставляя портреты политиков и героев «Игры престолов» (самая популярная забава минувшего месяца в соцсетях). Но любовь к кинематографу объединяет все поколения, и грузины неплохо разбираются в нем. В психиатрии, впрочем, тоже.

Можно долго рассматривать политику как «Полет над гнездом кукушки», расположенном на «Острове проклятых», но лучше взглянуть на нее через объектив кинодраматургии. Политические воззрения грузинской публики, да и саму национальную идею десятилетиями формировал не парламент, а театр, затем кинематограф, поэтому она жаждет сюжетной завершенности, внимательно наблюдает, как конфликты раскрывают характеры, и отбрасывает все, что считает несущественным, в том числе и важные, но скучные споры о законодательстве, обтекаемые, тусклые фразы компетентных, но далеких от актерского мастерства юристов и экономистов.

Подписание партиями компромиссного соглашения, предложенного председателем Европейского совета Шарлем Мишелем, сценаристы назвали бы развязкой. Сам он 19 апреля заявил: «Политический кризис в Грузии завершен». Политику как правило уподобляют сериалу, реже совокупности отдельных фильмов или киноэпопее, где части составляют единое целое, но тем не менее обособлены друг от друга. Можно вспомнить кульминационный поединок из основной трилогии «Звездных войн», в ходе которого Дарт Вейдер сообщил Люку Скайуокеру, что является его отцом – в этот момент развязка фильма «Империя наносит ответный удар» стала завязкой для «Возвращения джедая». Нечто похожее происходит и в политике – соглашение от 8 марта 2020 года «развязало» длительный конфликт и вместе с тем создало завязку для парламентских выборов (31.10.20), породивших очередное противостояние. Увенчавшее его соглашение от 19 апреля 2021-го обозначило стартовую точку для нового сюжета, а развязка, вероятно, наступит после октябрьских выборов в органы самоуправления и если «Грузинская мечта» не наберет 43% голосов, то, согласно договоренности, будут назначены внеочередные парламентские выборы и так далее по спирали.

Политическая проблема, с которой столкнулось «Национальное движение» в то же время является драматургической. По сути, сегодня оно пытается изменить структуру условного фильма с «Соглашением Мишеля» в качестве главной развязки, тем более, что за ней неизбежно последует временный спад интереса и эмоционального напряжения. «Националы» стремятся привлечь внимание утомленных зрителей к освобождению из тюрьмы их лидера Ники Мелия, как к ключевому этапу «истории героя» перед выборами мэров и органов самоуправления. За их действиями могут стоять два основных мотива. Им нужно укрепить позиции Мелия, как кандидата на пост мэра Тбилиси, которого поддержит бóльшая часть оппозиции (рассматриваются и другие варианты, но этот приоритетный), и нарастить его рейтинг. Согласно последнему опросу IRI, Мелия входил в пятерку самых рейтинговых политиков, но отставал от Георгия Гахария, Кахи Каладзе и Давида Бакрадзе – у него было 42%, а у них – 65, 54 и 52 соответственно. За два последних месяца показатели, вероятно, изменились, но не слишком радикально. Также важно учесть, что о Мелия негативно отозвались 48% респондентов, а об остальных (в порядке перечисления) 30, 39 и 37.

Несмотря на призывы западных партнеров, «националы» до сих пор не подписали соглашение, которое в целом не оправдало их надежд. Оппозиционное единство дало трещину – их партнеры, кроме относительно слабой Лейбористской партии и полуразвалившейся «Европейской Грузии», поставили подписи, прекратили бойкот Парламента и тем самым, несмотря на оговорки, укрепили его легитимность, а тема фальсификации результатов голосования выпала из повестки дня. Если же «Грузинской мечте» удастся набрать в октябре 43%, что сложно, но возможно, то же самое произойдет и с идеей внеочередных выборов. Когда одна из бывших лидеров «Нацдвижения» Саломе Самадашвили вопреки позиции партии подписала документ (европарламентарий Виола фон Крамон назвала ее шаг героическим), прежние соратники и сторонники начали говорить и писать о ней ужасные вещи, дали волю чувствам и показали насколько им не нравится произошедшее 19 апреля. Их вряд ли радовало, что одна из позиций (освобождение Мелия), которую «Грузинская мечта» обменяла на встречные уступки, была создана ей уже в ходе кризиса. Часть единомышленников Саакашвили описывает ситуацию в мрачных тонах. «Оппозиционные партии фактически покинули «Нацдвижение», обрекая его на маргинализацию и последующее уничтожение. Уверен, если «Нацдвижение» останется в одиночестве вне [Парламента] против него обязательно начнутся репрессии и вошедшие в Парламент партии даже не пикнут», – сказал Губаз Саникидзе в эфире телекомпании «Формула» и назвал их действия «осознанной изменой по отношению к политическим партнерам».

Интерес широких масс к данному сюжету снизился, вероятно потому, что финал предопределен. Мелия выйдет на свободу, а как именно это произойдет интересует лишь тонкую прослойку крайне политизированных граждан и немногочисленных ценителей юридической схоластики. «История героя» требует не очевидного финала, а интриги и замирания сердец. Пропагандистская машина «Грузинской мечты» делает все, чтобы превратить освобождение Мелия в комедию и в соцсетях распространяются такие картинки – слева Мелия на свободе и подпись «Не сможете посадить!», справа он же за решеткой и подпись «Не сможете выпустить!». Сюжетные линии будто бы конкурируют друг с другом за внимание аудитории. Вот Георгий Гахария – он ушел с поста и затем заявил, что остается в политике. Возникли вопросы «Но как?», «Кто его поддержит?», «Он за Иванишвили или против, или как бы против, но за?» (Как же там было у Джорджа Лукаса… «Ты не можешь убить меня, Люк, я твой отец!» или что-то в этом духе). Финал в тумане, интрига притягивает зрителей, которые вместе с тем гадают: «Наберет «Мечта» 43% или нет?». А вот и Михаил Саакашвили – он обещает, что осенью вернется в Грузию. Правда, он делал это десятки раз и, как минимум, четырежды (точный учет едва ли возможен) называл конкретные сроки, так что далеко не все восприняли его заявление всерьез, но для его сторонников здесь есть и конфликт, и интрига, и размышления о том, хватит ли ему мужества.

Известный американский сценарист и теоретик искусства Роберт Макки писал: «Функция структуры – обеспечивать постоянно нарастающее напряжение, вовлекающее персонажи во все более трудные ситуации, когда они вынуждены принимать сложные и рискованные решения и совершать действия, постепенно раскрывающие их истинную сущность… Мы наделяем максимальной ценностью те вещи, которые требуют предельного риска – нашу свободу, жизнь, душу. Однако этот императив риска выходит за рамки эстетического принципа: он уходит корнями в самую суть искусства кинодраматургии. Мы создаем историю не только как метафору жизни, а как метафору жизни, полной смысла, – а жить осмысленно означает постоянно идти на риск». Фигура Мелия находилась в центре внимания, когда он шел на столкновение с государственной машиной и возникали вопросы «Арестуют или нет?», «А что случится дальше?». Но сегодня, когда заботливые европейские партнеры будто бы поместили буйный грузинский политикум в комнату с мягкими стенами, а большинство граждан восприняло «Соглашение Мишеля» как развязку, «националам» будет трудно превратить нюансы освобождения Мелия в главную тему и получить предвыборные бонусы.

С амнистией дело обстоит сложнее, поскольку она связана с моральной дилеммой, да и финал истории хоть и предсказуем, но его все же можно изменить. Оппозиция не хочет, чтобы представителей властей полностью освободили от ответственности; некоторые согласны распространить амнистию лишь на обвиняемых на данный момент (речь о 16 демонстрантах и 3 полицейских) и/или предлагают сделать обязательным условием для нее согласие потерпевших. Член «Грузинской мечты» Гурам Мачарашвили в свою очередь заметил, что потерпевшие есть и среди полицейских и они могут воспротивиться тому, чтобы от ответственности освободили Мелия и его единомышленников. Ассоциация молодых юристов заявила, что амнистия для служителей закона может войти в противоречие с 3-й статьей Европейской конвенции по правам человека в случаях бесчеловечного или унижающего человеческое достоинство обращения. А представитель правящей партии Анри Оханашвили сказал, что амнистия не распространится на возможные нарушения конвенции, но для остальных эпизодов исключений не будет: «Ни один политик, предположительно совершивший тяжкое преступление, не получит привилегий по сравнению с другим лицом, например, полицейским». Некоторые комментаторы предлагают все новые интерпретации ключевой формулировки первой части соглашения – «все нарушения и задержания» и доказывают, что «все» это не совсем все.

Дискуссия важна, но пока не привлекает такого же внимания как обсуждение амнистии для чиновников правительства Саакашвили в 2012-13 годах. Возможно, зрители считают, что «развязка им. Ш. Мишеля» предусматривает скорейшее завершение всех подсюжетов и поэтому хотят углубляться в них. Амнистия не единственная проблема – например, Совет юстиции, вопреки той части соглашения, которая предусматривает приостановку назначений в Верховный суд, продолжает собеседования с кандидатами, ссылаясь на отсутствие правовых оснований для изменения процедуры.

Если «националы» продолжат эксплуатировать тему «Не простим палачей!», «Грузинская мечта» наверняка припомнит им жесточайшие действия сотрудников МВД в 2007-2011 годах и добавит в свой сценарий серию кровавых флешбэков. Собственно говоря, она уже началась. Лидер «Альянса патриотов» Ирма Инашвили, вернувшаяся в телекомпанию «Объектив», выпустила в эфир страшные кадры изнасилования мужчин, которых полицейские вынуждали признаться в совершении преступлений (это произошло в 2011 году; в 2014-м по данному делу осудили группу силовиков). А бывший замначальника Службы госбезопасности Сосо Гогашвили обвинил Саакашвили и Мерабишвили, в том, что, находясь у власти, они инициировали создание террористической группы под руководством Ахмеда Чатаева. С формальной точки зрения, Инашвили и Гогашвили не связаны с «Грузинской мечтой», но их действия выгодны именно ее лидерам, так как позволяют им вернуться на территорию прошлого и в очередной раз сделать тему ответственности «националов» главной перед выборами, отвлекая электорат от плачевных результатов своего некомпетентного правления.

События 20 июня 2019 года немного отличаются от других похожих эпизодов. Брутальное избиение митингующих 7 ноября 2007-го или 26 мая 2011-го (и т. д.) не сопровождалось обвинениями в попытке захвата Парламента, а об организованной, целенаправленной атаке на полицейских так часто говорили разве что после печально знаменитых столкновений 2 сентября 1991 года. Как и тогда, оценки событий раскололи общество, а взвешенные, объективные заявления делали в основном иностранные наблюдатели. Например, 27 июля 2019 года Элизабет Руд, исполнявшая в тот период обязанности посла США в Грузии в эфире «Палитраньюс» описала «Ночь Гаврилова» так: «Вечером 20 июня, в течение первых нескольких часов демонстранты действовали мирно, правоохранительные органы также профессионально выполняли свои обязанности. Но позже некоторые демонстранты начали насильственные действия, и некоторые правоохранители ответили на них с превышением силы». Воспоминания о 20 июня 2019 года усугубляют поляризацию, а проблему амнистии нельзя свести к нюансам освобождения Ники Мелия, хотя порой это выглядит именно так. Она не исчерпывается и вопросом снятия ответственности с рядовых полицейских и их руководителей, а косвенно и с Георгия Гахария, который тогда руководил МВД, а сегодня вступает на политическую арену (казус с освобождением Мелия фактически прикрывает Гахария, что вряд ли нравится лидеру «националов»).

Можно принять закон об амнистии «для всех» или «не для всех» и даже, вопреки соглашению, отвергнуть его, хоть это крайне нежелательно, но намного важнее другое – извлечение из прошлого политического и, если угодно, философского опыта, чтобы продвинуться вперед и уменьшить вероятность повторения подобных эксцессов и преумножения несправедливости чудовищным политическим механизмом. Или мы хотим еще раз посмотреть старый кошмарный фильм? Последняя фраза может показаться патетической и в местоимение «мы» каждый вкладывает свой смысл.

А самым популярным в грузинских СМИ и соцсетях по-прежнему остается сюжет со строительством ГЭС на реке Риони. Конфликт развивается, стороны делают свои ходы, финал неизвестен, история лидера протестного движения Варлама Голетиани привлекает зрителей, и они все чаще спрашивают: «Что произойдет с ним дальше?», а иногда пишут, что он похож на Джона Сноу из GOT. Для одних он герой, оберегающий родной край, для других – антигерой, олицетворяющий отсталость и недальновидность местного населения. Но и тем, и другим интересно, как раскроется его характер и что случится в конце фильма «ГЭС: прогресс и регресс» после ряда неожиданных сюжетных поворотов (а они непременно будут, так как к проекту подтягиваются все более компетентные люди и организации). Роль зрителя удобна тем, что позволяет получить максимальное удовольствие при минимальной ответственности, создавая иллюзию вовлеченности в события. Должно быть, за это мы и любим ненавязчивую магию кинематографа и сопредельного ему телевидения.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

XS
SM
MD
LG